Обязан жить. Волчья яма<br />Повести

— Помнишь, Глоба, я тебе обещал когда-нибудь показать настоящую работу? — напомнил Лазебник. — Так вот, время наступило.

— Значит, решили без меня? — оскорбленно проговорил Глоба.

— Ты в амбицию не ударяйся, — почти попросил Лазебник и даже тронул Тихона за плечо. — Не надо… Мы твоих планов не нарушаем. Работай в своем направлении.

— Как же это так? — вспыхнул Глоба. — В моем уезде… Я тут все готовлю к обезвреживанию банды… А вы с налету?

— Бог его знает, сколько ты еще с ней будешь возиться, — добродушно сказал Лазебник. — А у нас возникла надежда покончить с Корнем одним ударом. Мы по своим каналам узнали о встрече бандитов с богатеями села Двуречье в хате кулака Зарывайко сегодня ночью. Сил у меня вполне достаточно, чтобы окружить то село.

Стоящий рядом сотрудник Замесов чуть заметно качнул головой.

— Думаю, что они уже знают о нашем приезде.

— Мы выступим ночью, — уже с раздражением буркнул Лазебник.

— Вам, конечно, виднее, — с легким сомнением в голосе пробормотал Замесов и пошел к милиционерам, старательно обходя лужи, чтобы не испачкать до желтого горения начищенные заграничные ботинки с крагами.

Кныш посмотрел на серое небо и вздохнул:

— Погода не располагает… Небось, сидят те бандиты в лесу и носа не кажут.

Пожалуй, из приехавших в машине только Сеня Понедельник радовался — подумать только: риск, звон ножен клинков, звяканье шпор, усталое фырканье лошадей, слова команд. Все пьянило его сердце. Он страшился того, что должно было произойти ночью, и в то же время ждал его с нетерпением, чтобы проверить себя в испытании, каким-то отчаянно храбрым поступком убедить всех окружающих людей в своих исключительных качествах, в которых он сам, Сеня Понедельник, ничуть не сомневался.

— Я никогда в селе подолгу не был, вот честное слово, — оживленно говорил он Глобе. — Всю жизнь провел в городе. К вам в тот раз приезжали, но все время мимо сел. Все время мимо и мимо. А какие леса кругом. Поля огромные, как море. Море я еще увижу. Вы думаете будет жестокая стычка?

— Не приведи бог, — холодно, с неприязнью бросил Глоба и пошел к флигелю. Лазебник стоял у крыльца, картинно облокотившись о перила, распахнув длиннополую шинель и молодцевато сбив на затылок суконный шлем. Маня, сидя на верхней ступеньке, слушала его с улыбкой.

— …Не собираетесь возвращаться? Мы до сих пор не можем простить Глобе, что он умыкнул самую красивую девушку. Как вам тут живется? Я думаю, придет время и вашего мужа переведут в город. Он на хорошем счету. Я это вам говорю от чистого сердца. Могу повторить ему самому. Ты слышишь, Глоба?

— Вас можно на минуту? — потребовал Тихон, и Лазебник, бросив на него раздраженный взгляд, отошел в сторону.

— Ты хочешь меня отговорить от ночной операции? — первым спросил он Глобу. — Даже если она не принесет пользы, вреда от нее не будет. Ведь каждому ясно, — Лазебник строго выпрямился, полоснув Тихона презирающим взглядом, — что следует бороться с бандитами активными действиями, а не путем поддержания личных приятельских взаимоотношений.

— Что вы имеете в виду? — оторопел Глоба.

— Твою встречу с Корнем на проселочной дороге. С каких пор эти мерзавцы выпускают из западни своих заклятых врагов? Тем более, в чине начальников уездной милиции? Молчишь? Может быть, ты и квит с тем бандюгой, но перед Советской властью ты в большом долгу!

У Глобы перехватило дыхание, он сцепил зубы, на секунду прикрыв веки. Потом сказал ледяным тоном, чувствуя на своем лице взгляд Лазебника:

— Да, они нас подловили… И могли всех перестрелять, точно куропаток.

— Однако, этого не произошло?

— Как видите…

— За какие же такие пироги?

— Думаю, их было не так уж много.

— Может быть, ответная услуга за освобождение жены?

— Не исключено.

— Одолжение за одолжение?

— Если видите в том служебное преступление — арестуйте меня.

— И не подумаю! Я не сниму ответственность с тех, которые имели несчастье поручиться за тебя. В первую очередь я подразумеваю Рагозу.

Лазебник отвернулся и направился к машине, явно не желая больше говорить. Тихон беспомощно поглядел ему вслед, тот шел к «форду», непримиримо выпрямив спину, сердитыми толчками колена отбрасывая звенящие ножны старинной шашки.

Маня испуганным голосом, словно догадавшись о их стычке, прокричала с крыльца:

— Тиша… Что у тебя?