Обязана быть его-2

Но вместо того, чтобы мне ответить, он молча вышел в коридор. Не отдавая себе отчёта, что делаю, я бросилась следом. Нагнала Демьяна уже когда он подходил к спальне и, разъярённая, схватила за руку. И тут же отпустила, стоило ему посмотреть на меня. Отступила на шаг и неверяще покачала головой.

— Я ничего не подписывала, — повторила уже не так уверенно, ощущая, как стучит в висках кровь, как разрывается голова, как меня начинает мутить.

Всё так же молча Терентьев взял со столика чёрную папку и вынул несколько листов. Папка… Я смотрела на неё, с ужасом понимая, что уже видела её. В больнице. В больнице на следующий день после того, как согласилась выйти за Демьяна замуж. Тогда Альберт принёс какие-то бумаги, сказал, что я должна подписать их, что без этого с точки ничего не сдвинется. И ещё что-то… Что именно? Как ни пыталась я вспомнить, ничего не выходило. Я помнила приснившийся мне накануне кошмар, помнила, как утром, стоя под душем, тёрла себя мочалкой, как пыталась отмыть с рук невидимую кровь. Вот и всё, что я помнила.

Альберт сказал, что я должна подписать бумаги. Должна. А я… Читать не было сил: из-за сотрясения строчки ломались, рассыпались перед глазами.

Я помнила ручку, зажатую между пальцев, помнила, как появилась моя почти детская подпись на одном листе, на другом…

Почти не дыша, я взяла протянутые Демьяном листы. Быстро, перескакивая со строки на строку, читала текст, сосредоточиться на котором всё ещё было трудно. Нервно комкая, перелистнула страницу и вскинула голову.

— Ненавижу тебя, — просипела я, не чувствуя, как выпустила бумаги из пальцев.

Шурша, они упали на ковёр к моим ногам, я же, как пьяная, пошла в детскую. У меня новый муж, у моей дочери — новый отец… Виски ныли всё сильнее и сильнее, хотелось закричать, чтобы облегчить эту боль.

— Дарина, — услышала я донёсшийся мне вслед голос Демьяна.

По инерции сделала ещё пару шагов и всё-таки остановилась. Обернулась в пол-оборота, чувствуя его прикованный ко мне тяжёлый взгляд.

— Всё официально, — проговорил он так, что я не усомнилась в этом.

Сжала руку в кулак так, что ногти впились в кожу и, ничего не сказав, снова пошла вперёд по кажущемуся бесконечным коридору огромной квартиры элитного жилого комплекса, расположенного в престижном районе Северной столицы. Элитная квартира, престижный район… и я, неудавшаяся Золушка, вполне возможно сменившая одну чёрную сказку о Синей бороде на другую.

Как оказалась в детской, я не помнила. Очнулась только на полу рядом с протягивающей мне что-то Соней. Безотчётно взяла у неё игрушку и поняла, что это маленький серый медвежонок Тедди, сжимающий в руках сиреневую фиалку.

— Красивый, — выдавила я, касаясь плюшевой шёрстки.

Зажала мишку между ладоней и уставилась на дочь, не в силах сказать больше ни слова. Соня будто почувствовала моё настроение и затихла. Подвинулась ко мне вплотную, прижалась к бедру и стала возиться с куклой, привезённой ей Демьяном совсем недавно и так давно, как будто где-то в прошлой жизни.

Брачный договор, бумаги…

«Я ничего не подписывала», — эхом звучали в голове мои же собственные слова, сказанные там, на кухне. Не подписывала. Не подписывала…

— Ты мой маленький котёнок, — прошептала я, гладя Соньку по голове, перебирая её волосы. Голос мой звучал тихо, почти беззвучно, но я знала — дочь слышит меня. — Моя малышка. Я тебя очень люблю, Соня. — Склонилась и дотронулась губами до её затылка. — Больше жизни люблю и всегда буду любить. И ты… Ты всегда можешь рассказать мне о чём захочешь, слышишь? — чувствуя, как горло снова сжимает слезами, прошептала я. — Всегда. И я всегда пойму. Постараюсь понять, — на последнем слове голос окончательно задрожал, и Сонька, оставив куклу, забралась ко мне на колени.

Я обняла её одной рукой, второй всё так же сжимая медвежонка. Знала, что сейчас она до конца не поймёт меня, но ничего. Я обязательно скажу ей это позже — через год, через два, через пять и потом. Потом, когда она станет взрослой — тоже.

Что было бы, если бы когда-то моя мама сказала мне это?! Что? Может быть, сейчас мы сидели бы в нашей маленькой квартирке. Она была бы жива, а я… Я прижималась бы к ней точно так же, как моя Соня прижималась сейчас ко мне. Большая маленькая дочь… Я была бы просто дочерью.

— Я тебя люблю, мамочка, — тихо отозвалась Соня и вытерла ладошкой покатившуюся по моей щеке слезу. — Ты только не плачь, мамочка. Ты скажи дяде Демьяну, что случилось. Он всё умеет. Он тебя мне привёз…

— Да, малышка, — шмыгнула я носом. — Скажу. Обязательно скажу.

Шумно вздохнула и, открыв глаза, уставилась в противоположную стену наскоро переделанной под детскую комнаты. Светлые обои, бледно-розовые с серебристым узором шторы, большие мягкие игрушки и висящий на стене в лаконичной серебристой раме большой постер. Винни-Пух, Пятачок, Тигра и братец Кролик…

Вечер сменила ночь. Укутанная в мягкое карамельно-розовое одеяльце Соня давно спала, а я так и сидела возле её постели. Сжимающий в лапках фиалку мишка сидел на прикроватной тумбочке, блик от лампы поблёскивал на скрывающем цветастый постер стекле.