Обязательно должна быть надежда

— Ничего. Я решил порвать с Комедией. Вы со мной тогда говорили дважды, чувствую, что-то не так, что-то происходит неправильно. Кто, спрашивается, напал на Эдика? За что? Короче, я заявил Комедии, что больше на него не работаю. Он, конечно, начал психовать, даже запугивать. Потом сказал, что заедет за мной. Там, оказывается, большие люди вовлечены, надо с ними перетереть, чтобы без последствий. На день Советской армии заехал Комедия за мной на своем УАЗе. В машине еще один мужик был, уголовник, судя по всему, он сзади сидел. Пушку достал и в затылок мне упер. А я-то без оружия. Я свой табельный сдаю после дежурства. Тут-то я понял, что попал по-серьезному. Настоящие бандиты; неизвестно, что у них на уме. Завалят и выкинут в снег. Я тогда очень испугался, сидел как парализованный. Приехали на Земляной переулок, поднялись на третий этаж. Бандит открыл сорок девятую квартиру. А там трупы и кровь везде. Вот так рента! Они под дулом пистолета заставили меня носить свертки с телами в машину. Погрузили четыре тела. Повезли. Потом кто-то УАЗ сзади ударил, на встречку перед нами выскочила другая машина, «Жигули». Тот, который меня сзади держал, с пистолетом выскочил, начал палить, потом упал. Комедия выскочил, меня вытащил, много стрелял во все стороны. Мы прыгнули в ту «Тойоту», которая нас стукнула. Рванули. По дороге я выскочил — и деру. Комедия стрелял в меня, но мимо. Ну все, думаю, теперь меня бандиты будут искать. Я залег в квартире, которую снял для всяких невинных развлечений, и вообще, чтоб отдохнуть от семьи. Потом решил Валюшу и Лизочку навестить, а дома засада. Хорошо, жена смогла предупредить. Я думал, Комедия со своей бандой меня стерегут. Убежал. Если б знал, что это коллеги, остался бы, конечно. Потом напился от переживаний за семью. Все, думаю, надо в отдел идти — признаваться во всем и просить защиты. Пусть даже меня уволят. Жизнь близких людей дороже карьеры! Знаете, Николай Иванович, я даже рад, что вы меня арестовали. По голове, конечно, не нужно было дубиной бить и по лицу необязательно, но, как говорится, издержки производства. Зато вы спасли меня от преступников. Я вас прошу, просто умоляю, защитите мою семью. Пусть моих девочек кто-нибудь охраняет.

— А тебя в бронированную камеру?

— Зачем?

Баженов изобразил на лице собачью преданность, но в его глазах искрились азарт и вызов. Токарев нахмурился, он снова терял инициативу. Чтобы опровергнуть историю Баженова и доказать его причастность, нужен Абрамов или улики. Ни того, ни другого у него не было. В любом случае доказательство потребует уйму времени и ресурсов. Холодок пробежал по его спине, предчувствие поражения, когда казалось: до победы один маленький шаг. Вот тебе и тонкий знаток психологии преступника!

— Вчера ты признался мне в убийстве Солнцева, — беспомощно произнес он.

— Что вы, товарищ капитан, хотите от человека в состоянии аффекта. Нормально? Сначала дубинами по голове стучат, как по барабану, сапогами по лицу, а потом к совести призывают. Вас бы по кумполу, посмотрел бы, что вы скажете. Гена, отметь там, что я сопротивления при задержании не оказывал, спал, проверьте омоновцев, на них ни одного повреждения. Меня избили, чтобы показания получить, Николай Иванович. Считай, применяли пытки. Отметил?

— Перерыв! — выкрикнул Токарев. — В камеру его!

10

Как тигр в клетке метался Токарев из угла в угол своего кабинета. Ошеломленный Кривицкий тихо сидел в углу и глазами сопровождал неистовые перемещения старшего товарища. Оба молчали. Атмосфера помещения искрилась бешенством. Токарев резко остановился напротив Кривицкого и устремил на оперативника взгляд, полный ненависти.

— Что делать будем? — яростно, не разжимая зубов, прошипел он.

— Не знаю, — растерянно ответил Гена.

— Не знаешь? А кто знает? — прорвало Токарева. — Может быть, Алексея Николаевича спросить? Единственный, кто умел думать в нашем коллективе! — следователь гремел так, что его голос вырывался в коридоры притихшего отдела. — Так его больше нет, не с кем теперь посоветоваться. Бездельники! Ты сидел в углу, ты видел, что он просто издевается над нами. И тебе нечего предложить? Наша работа, Гена, — это не спички вокруг трупов собирать, а думать, применять нестандартные приемы, психологически переигрывать преступника. Инициатива всегда должна быть у нас, иначе всё, ничего не выйдет. Думай, Гена, думай, ориентируйся на ходу. Детство кончилось! Ты в милиции работаешь пятый год, ни одного нормального предложения! Я никого не желаю больше водить за ручку. Невозможно все время отсиживаться за моей спиной!

Зазвонил телефон. Кривицкий, как за избавление от страданий, схватился за трубку.

— Да! Сейчас, — он отвел трубку в сторону. — Николай Иванович, дежурный докладывает. Пришел Роман Свекольников, очень просит его принять. Хочет поговорить.

— Господи, нет, не сейчас! Что ему надо?

— Что ему надо? — грубо переспросил Гена в трубку. Выслушав ответ, транслировал его заискивающим голосом Токареву. — Говорит, всего пару слов.