Обязательно должна быть надежда

— Молодец. Параллельно возьми участкового, загляните с ним к местным гастарбайтерам. Задачи те же, хотя надежды — ноль. Встреться с их предводителем, объясни, что колеса надо вернуть по-любому, иначе устроим им сами знают что вплоть до сами понимают чего. О деньгах ни слова, даже если будут предлагать — резко ставь на место, мы сотрудники и денег не берем! Нам нужны только колеса и только те самые, в рамках дела. Держи с предводителем контакт, пусть отзванивается ежедневно и докладывает о ходе своего расследования. Не думаю, что их рук дело. Хотя? Особо не пережимай, не хватало нам еще, чтоб они начали на людей нападать со страху. С них станется, народ горячий, решительный. Вроде все. Вечером сюда на подведение итогов. Хорошо?

— Понял.

— Будем надеяться, по одному из направлений будет результат. Иначе, — он приставил к горлу расставленные указательный и средний пальцы правой руки и выпучил глаза, — неприятности. Не забудьте взять с собой маркировку, типоразмер и фотографии колес. Будь они трижды неладны! А я поехал в СИЗО. Навещу насильника. Всё, господа, полчаса на чаепитие — и разбегаемся. Будьте на связи всё время.

2

— Заключенный Бельмесов, — равнодушно доложил надзиратель и втолкнул в комнату для допросов коротко стриженного щуплого парня лет двадцати, с цветными татуировками на тонких руках и шее.

Тот встал посредине маленькой комнаты, сложив руки на причинном месте, и опустил голову. Токарев с минуту разглядывал щупальца осьминогов, рыбьи хвосты и канаты на его предплечьях, потом открыл скоросшиватель дела.

— Садитесь, Бельмесов, — устало выдохнул он. — Что-то вы как в воду опущенный. Что с настроением?

— Нормально, — неприязненно ответил парень, скривившись от слова «опущенный», и сел за стол.

— Ну, нормально так нормально. Вас трясет всего, что ли? Не здоровы? Может быть, вам требуется медицинская помощь? Обращались?

Парень молча разглядывал похабную резьбу на видавшей виды столешнице.

— У меня есть к вам пара вопросов. Ответите и пойдете обратно в хату отдыхать. Дело ваше ясное, будем передавать в суд.

— Гражданин следователь, Николай Иванович, — заговорил парень и поднял большие, полные слез глаза. — Товарищ капитан! Я же никого не насиловал.

— Ты мне уже сообщал.

— Я не знал, что она несовершеннолетняя.

— И это не новость. Все материалы в деле, Бельмесов. Успокойтесь. Заявление потерпевшей, показания ваших товарищей, рапорта милиционеров. А вот теперь подошли и лабораторные анализы, с ними я и собираюсь вас ознакомить. Вот тут колонки в справочке, видите? Цифры неоспоримо доказывают сексуальный контакт потерпевшей с вами. Совпадение девяносто девять и девять процентов. Не сто, конечно, но для суда хватит. К тому же синяки и разорванное белье. Чистая сто тридцать первая, три, «а», без примесей. Не понимаю, что вас не устраивает-то?

— Все было не так! Вы ничего не знаете! — вдруг закричал молодой человек и зарыдал, спрятав лицо в ладони. Он буквально корчился в судорогах, стонал, завывал и скрипел зубами.

Токарев от неожиданности вздрогнул, мурашки пробежали по его спине. Он вгляделся в страдающего человека и осознал, какой же огромный, непреодолимый ужас владеет им. Ужас и отчаяние, самое страшное, что может случиться с человеком. Ужас не наступившего еще, но обязательного наказания, сопряженного с унижениями и издевательствами. Ад, протяженностью от восьми до пятнадцати бесконечных лет. «Там будет плач и скрежет зубов», — вдруг вспомнилось ему. Вечные страдания, которые начнутся через мгновенье после объявления приговора. Следователь зримо представил запущенный таймер и минутки, скатывающиеся одна за другой в бездну, словно жизнь, по капле вытекающая из молодого, здорового, но уже почти мертвого тела.

— У меня есть только один выход, — чуть успокоившись, сказал Бельмесов. — Я повешусь. Покончу с собой как-нибудь, и всё. Никаких мучений. Николай Иванович, если вы мне не поможете, я просто умру. Я понимаю, что вам совершенно наплевать на меня, так и должно быть. Адвокат встречался с этой потерпевшей, с Натальей, и знаете, что она сказала ему?

— Что?

— Миллион рублей — и она отзовет заявление. Скажет, что была в шоке, наговорила сама не знает чего, испугалась матери. Тогда меня отпустят. Это мой адвокат говорит.

— Так заплатите, какие ко мне вопросы? — Токарев начал злиться, понимая, что парень растревожил его душу и втягивает в свою беду.

— И мама говорит: «Продам квартиру, и откупим тебя». Николай Иванович, у меня отца нет, он погиб, нас у матери трое. Мать работает за копейки, маленькую пенсию за отца получает. Я учусь в колледже. Квартира стоит миллиона полтора, самое большее. Куда нам тогда деваться? Где жить? У меня сестра школьница, а младшей — три. Нет, я не дам ей продать, лучше удавлюсь, — он снова заплакал. — Это моя глупость, мне за нее и отвечать. Мама говорила: не прогуливай, не пей, а я не слушал. По кайфу жить хотел. Мамочка, бедная моя, прости меня…