Обязательно завтра

Но радостно было видеть и слышать ее, я чувствовал, что она действительно расположена ко мне. Как приятно на нее смотреть, на ее яркое красивое лицо! Она густо красила ресницы, но это шло ей, а волосы были аккуратно уложены, густые черные волосы с синевой. Лучистые, пронзительно голубые глаза были добры, они, казалось, просто лучились нежностью, аромат ее духов, очень тонкий и нежный, обволакивал и пьянил. Собственно говоря, я впервые ее по-настоящему рассмотрел. На самом деле красивая. Очень.

Одно беспокоило: она казалась очень усталой. Я не видел той живости, которая пленяла на вечеринке. Но, может быть, это и лучше? Зачем игривость, кокетливость? Зрелая женственность, покорность. И доброта.

Она трогательно говорила о своей работе, о том, что ей очень трудно, что сейчас там действительно приходится проводить много времени, много сверхурочных, и она мечтает о том, чтобы найти другое место, получше. Деньги нужно зарабатывать, с деньгами совсем плохо. Она работает копировщицей. Я подумал: эх, если бы можно было помочь ей с работой или просто деньгами! Увы, сейчас я никак, но вот скоро напишу очерк, его напечатают, дела пойдут в гору, и тогда…

Мы оба вдруг замолчали.

– Слушай, может быть, поедем ко мне? – вырвалось у меня.

Она вздрогнула. Но ничего не сказала.

– Там лучше поговорим, – продолжал я спокойно, хотя сердце уже сорвалось с привязи. – Что мы сидим здесь, как неприкаянные? – добавил хриплым каким-то голосом. – Поедем, а? Мы просто посидим и поговорим. Там же лучше. Чаю попьем…

Она как-то испуганно посмотрела на меня.

– Это не входило в мои планы… Меня будут ждать.

В ее глазах появилось что-то такое, отчего у меня уж и вовсе дыхание перехватило.

– П-поедем, Лор, – продолжал я с трудом, запинаясь. – Хоть ненадолго. Пусть подождут. Хотя бы на час. Когда тебя будут ждать, в семь? А сейчас половина шестого. Что мы сидим с тобой здесь как… как чужие. Мы там будем говорить так же, как здесь, только…

Я уже почти не соображал, что говорю.

– Что «только»? – Она улыбнулась.

Я, кажется, покраснел. И опустил глаза. Сердце билось неистово.

– Ну, мало ли…

Она откинулась на спинку скамейки и устало посмотрела на меня.

– Знаешь, мне хочется поехать, если честно, – сказала спокойно.

– Вот и поедем, Лор, – обрадовался я и заторопился. – Поедем. Давай плюнем на все, а? У тебя что-нибудь серьезное?

– Муж, Олег, – сказала она просто. – Я ведь замужем, знаешь. Правда, мы с ним разводимся…

Этого я не ожидал. Муж? Антон говорил, правда, что она была замужем, но вроде бы развелась. Это удар, конечно. Но удар не сильный. Я был в таком состоянии, что даже и не почувствовал по-настоящему. Все это было далеким… Главное, что мы вместе. Это самое главное.

– А замужем давно? – спросил все-таки.

– Мы не живем с ним. Разводимся. Но как раз сегодня он должен приехать. – Она усмехнулась. – На переговоры. Надо же что-то решать. Его мамочка говорит, что я испортила ему всю жизнь. Надо решить что-то.

Она посмотрела на меня очень серьезно.

– Ты на меня не обижаешься?

– Нет, что ты. За что? Наоборот. Ты честно сказала.

Она улыбнулась.

– Поедем. Мне и самой хочется. Только в половине седьмого я уйду, хорошо?

– Хорошо.

Было около шести.

20

Того, что произошло в тот вечер и в ту ночь, я никогда не забуду. Хотя деталей, конечно, не помню. Просветление это было или, наоборот, затмение? Не знаю и теперь…

Никаких приготовлений не было. Войдя, мы тотчас бросились в объятия друг другу. Словно по волшебству, оказались без одежды. Ее тело сверкнуло своей белизной, а потом я уже не видел его – оно стало частью нашего общего тела. Мы расплавились, мы слились в один горячий сгусток. Наша кровь смешалась… Нас скрутил огненный вихрь, от счастья и муки мы задыхались оба. Мои ладони ощущали фантастически гладкую кожу, казалось, я чуть ли не весь, целиком проник, влился в божественное чудо – в горячую нежную бездну тела ее. Губы мои искали и находили ее трепещущие влажные губы, ее глаза с пушистыми ресницами, ее волосы. Как ребенок, я ловил губами набухшие соски ее полной груди… Казалось, это сейчас самое важное в жизни, самое-самое главное! Она стонала, говорила ласковые слова, она кричала.

Да, мне казалось тогда, что это слишком, такое не может быть для меня. Это было что-то немыслимое, фантазия наяву, экстаз… На миг словно сверкнуло что-то – я вдруг понял, какой могла бы быть жизнь! Словно занавеска раздвинулась, и я глянул в окно. На ослепительный, залитый солнцем мир. С деревьями, птицами, голубым небом, чистым воздухом и травой – радостный, свободный мир. Только на миг… Занавеска сдвинулась и закрыла… Пыльная, серая занавеска. Я вдруг увидел свою убогую комнату и всю убогую, серую жизнь. Нашу жизнь. На миг, только на миг… Но тут же – ослепительная, восторженная вспышка, взрыв! А потом…

Да, я начал приходить в себя раньше… Я уже пластался без сил, а она была еще там, в вышине, где только что мы были оба. Я же словно отделился, покинул ее. Спланировал…