Обида

Я сходил за кружкой, остудил её в том же ведре, налил медовухи и почтительно протянул Палычу. Тот разлепил тяжёлые веки, принял сосуд, отставив мизинчик, сложил губы трубочкой и вытянул медовуху одним долгим духом, сладострастно постанывая при этом.

— Глотку не застуди, — сказал Палыч и снова откинулся и закрыл глаза.

— И кружка пригодится, — сказал я, выпив свою порцию и пристраивая кружку на одном из многочисленных гвоздей. — Пусть она так и остаётся в предбаннике для питья, — продолжал я настаивать на своих революционных преобразованиях.

Палыч на эти мои слова тихонько про себя вздохнул, глаз, между прочим, не открывая.

— Нет, — упёрся я, — ты всё-таки скажи, ведь ковшиком удобнее? Особенно поддавать… И вообще, поливаться. Сколько хочешь, столько и зачерпнул… А кружкой черпаешь, черпаешь, особенно кипяток…

— Аж уронишь раза два… — ухмыльнулся с закрытыми глазами Палыч.

— Ну хорошо! — вскричал я. — Допустим, у тебя тренированные руки, дублёная кожа и ты не чувствуешь температуры, а вернее всего, можешь её терпеть. Но зачем терпеть? Зачем мириться с неудобством, когда для удобства достаточно лишь сменить посудину? Или провести лампочку. Вот признайся как на духу, ковшом удобнее работать?

— Ну чего прилепился? — улыбнулся Палыч. — Плесни-ка лучше медовушки. Специально для тебя ставил. Ты как написал, что к нам собираешься, я думаю, дай поставлю… А то он и медовухи-то настоящей, наверное, не пробовал.

— Пробовал, когда в Суздале был на экскурсии, но там не такая, конечно, хотя тоже неплохая.

— «Такая»… — передразнил меня Палыч. — Я специально все срезки с сот оставил. Как увижу, где они пергу отложили, я ту рамку в сторону. От перги весь запах… А чего её в Суздале-то стали делать?

— Для туристов. Как русский национальный напиток.

— Это правильно. Медовуха и баня — это русские изобретения. Тут ничего не скажешь.

— Ну уж, — усмехнулся я, — это как русский чай.

— А что? Русский чай славится.

— Ну да, русский… Привезённый из Китая при Иване Грозном как лечебная трава.

— Да ну? — сказал Палыч.

— Вот тебе и «да ну»… Ещё в первом веке до нашей эры (вот сейчас будет римский водопровод) в Помпеях, — продолжал я, нашаривая рукой кружку, висящую где-то над головой, — были бани, и назывались они термы. Между прочим, отапливались они горячим воздухом, который поступал от подземных печей и шёл по специальным керамическим трубам, проложенным под полом и за стенами. Вода поступала тоже горячая… Были бассейны с холодной водой, бассейны с тёплой, ванны, душ. Предбанники, облицованные мрамором и мозаикой, расписанные гениальными фресками, украшенные антикварными статуями и светильниками… — Я наконец нашарил кружку над головой и, наполнив её медовухой, протянул Палычу. — И было это больше двух тысяч лет тому назад, дорогой ты мой, в римской провинции… Ну всё равно что в нашем райцентре. Скажем, в Черикове. А в самом Риме водопровод появился на двести лет раньше. А уж о банях я не говорю.

Палыч тем временем взял у меня из рук кружку и, кося из-за донышка на меня глазом, вытянул медовуху не отрываясь. Затем сам нагнулся к бидончику, налил мне и протянул. И в тот момент, когда я взялся за кружку, он, задержав посудину и глядя мне в глаза, спросил:

— А ты не врёшь?

— Да ты что, Палыч? — возмутился я.

И только тогда он отдал мне кружку, которую я и выпил, кажется даже причмокивая и прихрюкивая от наслаждения.

— Да, брат Палыч, — сказал я, вешая, вернее — утверждая, прописывая кружку на её законном гвозде, — всё было! Всё уже было. В Риме в некоторых районах ещё действует тот древний водопровод. Он сделан из свинцовых труб, а свинцу, сам знаешь, ничего не делается.

9

Мы молчали. Правда, молчали по-разному. Палыч смотрел мимо меня задумчивым, остановившимся взглядом, а во мне вдруг вскипели реформаторские страсти. Различные революционные идеи затопили меня. Они прибывали, как прибывает молоко в груди кормящей матери, как прибывает вода в половодье, — неудержимо!

— Стыдно, Палыч! Ей-богу, стыдно! Ты только подумай, в Древнем Риме был водопровод, а мы для того, чтобы истопить баню, таскаем воду на себе за пол километра.

— А водопровода-то и в Черикове нет, — ухмыльнулся Палыч и поправил на голове полотенце, повязанное платком. Он в этот момент был похож на хитрую, довольную старуху.

— Постой, постой, Палыч, — замельтешил я. — Чёрт с ним, с Чериковом…

— Не ругайся, — не забыл одёрнуть меня Палыч.

— Хорошо, но не в Черикове дело. Вот скажи, сколько ты воды в день потребляешь?

— А я воду вообще не уважаю, — подмигнул мне Палыч и потянулся за бидончиком.

— Подожди, я серьёзно. Сколько тебе вёдер нужно на хозяйство?

— Это смотря когда, — без смеха сказал Палыч, но рукой всё-таки поманил кружку. — Летом одна норма, зимой — другая, а весной — третья. Баня не в счёт.

— Не понял, — решительно сказал я.

— А тут чего понимать, — сказал Палыч, наливая.