— …Дублёнка… — говорил директор. — Купил. Джинсы-шмынсы — купил. Театр — любой, только скажи… Пудра-шмудра — пожалуйста, от Диора… И всё хорошо… Пусик, пампусик, котик-фиготик, кофе в постель… Ладно. Хорошо. Я ведь тоже устаю… У меня работа, материальная ответственность, продавцы — сволочи, хищники, так и смотрят… Это изматывает. Я хочу прийти домой и отдохнуть. Нет — в ресторан. Хорошо, ладно… Сегодня в ресторан, завтра в ресторан… Танцы, шманцы… Хорошо. Когда же ты нажрёшься?.. Как в прорву… А дома сухой корки в холодильнике нет, полы месяцами не метены. Говорю, позови человека, женщину… И этого не может. Так что же ты можешь? Но хорошо, ладно. Вдруг узнаю, что у неё уже пол года…
— Слушай, я не поп, нечего передо мной исповедоваться.
— Ну, подожди… Оказывается, у неё…
— Да пошёл бы ты со своей шлюхой…
Директор обиделся.
— …и со своим коньяком, — добавил Митька.
Директор забрал свой коньяк и протолкался к другой стойке. Толя стал поглядывать в его сторону.
Бар гудел. Дым уже не висел в воздухе слоями, как старая простокваша. Висеть ему было не в чем. Воздуха уже не было.
Маленькая женщина в галошах заворотила край передника и собирала в него бутылки. Каждый раз, когда называли её мамашей, она хихикала, отмахивалась свободной рукой и говорила, что она уже бабка.
Приходили два молодых милиционера в новенькой форме, но долго не выдержали — ушли.
Компания молодых ребят исчезла, а вместо неё появились трое в очках, один с бородкой. Они принесли с собой уже очищенную и порезанную селёдку и маленькие ржаные сухарики, обсыпанные солью. Было слышно, как приятно хрустят сухарики на зубах очкариков.
Сзади кто-то громко разговаривал и всё время толкал локтем Кузьмича в спину Оттуда слышались слова «дорожка», «телевизор», «донка», «телескоп», «рыбнадзор»…
Очкастый с бородкой напомнил Кузьмичу Мишаню. Только он был не мягкий и расплывчатый, а определённый и злой и говорил тоненьким резким голосом.
— …Человеконенавистничество, — отчётливо выговаривал очкарик, — ничем другим я это объяснить не могу. Ну из каких ещё соображений можно сделать такие высокие стойки? Ведь на неё не облокотишься. Ведь пиво стоит прямо перед твоей мордой. У меня через полчаса позвоночник болит. Или вот повесили таблички: «Не курить». Ведь заранее знали, что будут курить… Иначе в такой гадюшник, да ещё встоячку, никто не пойдёт. Нет, вместо того чтобы сделать вентиляцию, вешают таблички. А разливальщицы здесь работают целый день… Нет, человеконенавистничество… Ну хорошо, допустим, вентиляцию дорого и хлопотно, но низкие стойки дешевле высоких…
Петров, разговаривающий с Толей, казалось, ничего не замечал и не слышал, но на слове «человеконенавистничество» вдруг пристально посмотрел на очкарика и, чуть-чуть перегнувшись через стойку, оказался с ним лицом к лицу.
— А кого тут любить-то? — тихо и отчётливо спросил он. — Где ты здесь увидел человека? Тут одни алкоголики…
Очкарик, не выдержав взгляда Петрова, повернулся к своим друзьям.
— Да нашему брату хоть в корыто налей, всё равно вылакает… — не унимался Митька, всё больше перегибаясь через стойку.
— Послал Бог братца, — заметил очкарик.
Кузьмич потянул Петрова за рукав.
— Ну что, Федя, по рублику? — игриво спросил Митька.
— Не буду, — отрезал Кузьмич, — и тебе не советую. Хватит. Сколько можно?!
— Ага, — деловито заключил Митька, — ничего, я угощаю. У Феди больше нет. Толя, гони рубль.
— Да есть у меня деньги, — обиделся Кузьмич. — Просто не буду. И тебе, Дмитрий, хватит…
— Это почему? — прищурился Митька.
Кузьмич не нашёл что ответить. Он молча полез в карман и вытянул пятёрку.
— Это много, — рассудил Митька. — Толя, принесёшь сдачи.
Когда Толя убежал, Митька склонился к Кузьмичу, положил ему руку на плечо и спросил интимным голосом:
— И всё-таки почему мне хватит?
— Вот ты мне нравишься, Дмитрий, — проникновенно сказал Кузьмич. — Ты понимаешь, я говорю ведь не просто так, а потому, что ты мне нравишься. Я ведь давно за тобой наблюдаю… Вот ты каждый день мимо окон туда-сюда, туда-сюда, жена говорит, прямо как на работу… Вот и участковый сегодня сказал… Ведь жизнь-то проходит…
— Проходит… — печально согласился Митька.
— Ведь она мимо проходит… — уточнил Кузьмич.
— Мимо… — как эхо, повторил Митька.
— Ведь надо что-то делать, Митя, — строго сказал Кузьмич.
— Надо… — выдавил из себя Митька.
— Прежде всего тебе надо работать…
— Надо…
— Я помогу тебе. У нас на заводе рабочие руки нужны…
— А если я не смогу? — робко спросил Митька.
— Сможешь, — сказал Кузьмич. — Я тебя возьму в свой цех, дам станок… Ты да токарном, случайно, не работал?
— Не приходилось.