Обида

Вошел человек, притронулся к картузу, обежал глазами горницу и спросил:

— Вы будете Чуев?

— Я Чуев, — ответил Матвей, в недоумении смотря на незнакомца.

Вошедший хозяйственно оглядел потолок и стены и задал вопрос:

— Когда съезжаете?

Огни загорелись в глазах Матвея!

— Управляющий мне сказал: занимай квартиру.

— Ступай, милый человек! — загремел Матвей, поднимаясь во весь рост. — Да тропочкой влево держись! Ей до фабрики ближе...

Вошедший взглянул в лицо Матвея и без слов выскочил за порог.

Чуев спешно собрал жену на побывку к сыну в соседний прииск. Остался один и сделалось ему невтерпеж — побрел на рудник.

— Ты не болен ли, Чуев? — встретил его знакомый. — Осунулся очень.

— У всех нас одна болезнь, — вздохнул другой, — руды на два дня осталось...

— Вот дядя вылечит! — насмешливо отозвался третий.

— Какой дядя? — не понял Чуев.

— Ты в берлоге своей все на свете проспал! Ревизор из треста приехал!

— Та-а-к, — сказал Матвей. — На фабрике, стало-быть, ходит?

И пошел на фабрику.

Обычно постройка ее гудела различными шумами. Грохотала руда, падая в бункерные ямы. Стены дрожали от ритма машин, а из маленькой трубки хлопал бойкий горячий пар.

Сейчас была тишина. И огни не горели, и дым над трубой не курился.

Сердце защемило у Чуева и он отворил дверь. Стал в полутемном зале, приглядываясь к силуэтам механизмов. Пахло машинным маслом и керосином.

— Здорово, Чуев! — подошел пожилой машинист, обтирая руки.

— Пока не тужили и ты не ходил? А сейчас пожаловал! Это, товарищ, приятно...

И на безмолвный вопрос Матвея развел руками:

— Хуже некуда! Дожили до комиссии...

— Здесь она?

— Нет, пошли на дорогу...

Матвей зашагал в гору, на аварийный участок дороги. Там он сел на груду камней и почувствовал страшную усталость.

Седой старичок в золотых очках ходил по работам, все время обращаясь к Шаповалову, а кудрявый администратор держался сзади. Рабочие поглядывали на важного гостя.

— Стихийное бедствие! — констатировал старичок, — виноватых тут нет, вы правильно повели работу...

Матвей порадовался за Шаповалова — всегда уважал его как хорошего горняка.

Старичок пожалел:

— Вышло же так, что все золотоносные жилы лежат у вершины! Доберись-ка до них без дороги... Но программа у вас, товарищи, сорвалась, и не знаю, удастся ли мне отстоять кредиты...

Матвей пристально смотрел перед собой и теперь не слушал.

Он видел широкий путь прокатившейся от гребня хребта лавины. На этом пути все было счищено, как метлой, и лес и утесы. Каменная волна перекрыла полотно дороги и нагромоздилась чудовищным валом.

Глаза у Матвея, расширились, он до боли скрутил свою бороду и взглянул по сторонам. Увидел своего кудлатого врага, тихо поднялся и пошел по дороге к месту взрывных работ, словно боясь, что его окликнут.

Он все более ускорял шаги и встречные стали оглядываться — куда это так заторопился человек?

* * *

В тот же вечер парторг попробовал убедить молодого администратора. Глядел на него исподлобья и неуверенно называл на ты.

— Что ты вздумал Чуева выселять? Неправильно это! Эдак людей разгонишь!

— Видишь, товарищ Мартемьянов, — отвечал администратор, кусая ногти, — ты отвечаешь за партийную работу, а я — за организацию производства. Стоит ли тебе вмешиваться?

— Буду вмешиваться! — упрямо твердил Мартемьянов.

— Напрасно! Я знаю, что делаю. На рудник съезжаются приглашенные люди. Мы обязаны обеспечить их квартирой. И вот сотрудник, имеющий все права, будет ютиться в бараке, а какой-то сторонний занимать приисковый дом!

— Как сторонний? — возмутился парторг. — Лучший старатель, ударник и вдруг... сторонний!

— Хорош ударник! Выполняет пятнадцать процентов от плана!

— Раз несчастье с человеком случилось?

— Брось, Мартемьянов! Просто ты к нему пристрастен.

Парторг покраснел.

— А может быть вы пристрастны? Я ведь знаю...

— Прекратим разговор, — порешил кудлатый. — Завтра мы показываем инженеру окрестности рудника. В десять утра я буду возле Ирмени и тогда сделаю Чуеву сам последнее предупреждение...

— A я поставлю вопрос на партгруппе!

Так и не договорились.

* * *

Мартемьянов плохо спал эту ночь. Едва взошло солнце, он оделся, сунул в пиджак, по привычке, наган и отправился к Чуеву.

Матвей Митрофаныч вставал с петухами. Теперь сидел на пороге своей избы и щурил глаза на костер. На костре закипал чайник.

— Я пришел с тобой говорить, — объявил парторг.

— Садись! — отвечал Матвей и подвинулся на пороге. Выглядывая добродушно и даже с лукавым смешком в глазах.

— Мы с тобой однолетки, — закурив, начал Мартемьянов, — и достаточно горя по тайгам хлебнули!

— Правильно!— согласился Матвей. — Что дальше?

— По возрасту надо и разум иметь, — рассердился парторг. — А ты, товарищ?..

— Что... я? — отодвинулся Чуев.

— Ничего! — оборвал Мартемьянов, — кто сулился взорвать избушку?

Чуев вскочил и нахмурился.

— Не прыгай! — успокоил парторг, — не испугаешь! Начальство ты обругал, — загнул он палец, — завхозу грозил, квартиранта вчера прогнал, жену сплавил, — ты что затеваешь? Почему ко мне не пришел?! Разве дело твое решенное?