Обиды Марии. Повесть. Рассказы

Ехать им пришлось на товарнике. Так как она не была предателем, то советскую границу как вольный человек. Они решили поселиться в Кенигсберге. Мария объяснила местным властям, что у нее в этом городе до войны жила родная тетка, больше из родных никого не осталось, и им разрешили остаться в этом городе, выдав необходимые документы на жительство. Жилье они искали несколько дней, ночью скитаясь на вокзале, а днем обходя жилые кварталы. Наконец-то им повезло. Нашли крошечную комнатку около пяти метров в коммунальной квартире в старинном каменном доме постройки чуть ли не семнадцатого века. Раньше вся квартира принадлежала доктору, а в их комнатушке жила прислуга.

Как же они радовались этому жилью! Мария выскребла до блеска эти «агеевы конюшни», на местном рынке выменяла свою новую юбку на килограмм извести и за один день побелила комнатушку, превратив ее в райское жилище. И даже повесила на длинное узкое окно белые занавесочки.

Как и большинству населения послевоенной разрушенной страны, им жилось нелегко. Карточки на хлеб, муку, крупы. Очереди за хлебом составляли около 200 человек, который можно было купить только с утра. Увеличилось количество спекулянтов, продающих хлеб.

Но они не унывали. Жан уже сносно говорил по-русски и смог устроиться в местную школу преподавателем французского, а еще, если повезет, работал по ночам грузчиком, а им платили продуктами. Мария нашла работу в ателье, хозяйкой которого была эстонка, симпатизирующая девушке. Через короткое время у Марии появилась своя клиентура – уж очень женам советских офицеров понравились ее бюстгалтеры и корсеты, утягивающие до стройности их дебелые тела, не знающие нужды ни в хлебе, ни в масле.

Сына Жану Мария так и не родила. Исторгнулся из нее их Виктор или Мария кровавыми кусками. Жан очень долго переживал случившееся, а Мария через неделю успокоилась. «Молодые, еще будут у нас дети. Жан родился, когда его матери было 34 года, а моя мать родила младшенькую незадолго до войны, мы уже жили на выселке, и было ей никак не меньше сорока», – утешала она себя.

Жан писал подробные письма родным во Францию, не зная, что ни одно его послание так и не дошло до адресата. В январе 1947 года он заполнил анкету для лиц, желающих принять советское гражданство.

Но в феврале 1947 года вышел Указ Верховного Совета СССР о запрещении браков с иностранцами, а уже заключенные браки признать недействительными. Наказанием за нарушение указа был срок по печально известной 58-й статье – «антисоветская пропаганда». Под пропагандой подразумевался сам факт заключения брака, сожительство или роман с иностранцем. Желание сменить гражданство супруга или супруги рассматривался как отказ от советского гражданства, то есть измена Родине.

Жан после выхода этого указа был подавлен и растерян. Что делать? Какая будущее у них с Марией и есть ли оно вообще? Мария также была в отчаянии, но перед мужем старалась его скрывать под маской «все наладится, им с Жаном ничего не грозит». На работе она часто замирала, над очередным корсетом, уставившись в одну точку, ни в силах пошевелить пальцами. В одно из таких мгновений и застала ее эстонка. И Мария, не выдержав напряжения последних дней, горько разрыдалась на пышной груди женщины, выплакав все свои страхи. Та ее молча выслушала, и, закурив очередную папиросу, жестко сказала:

– Что делать? А что здесь можно сделать! Только бежать из такой страны!

Мария ошарашено смотрела на хозяйку, еще не осмыслив ее слова.

– Куда бежать?

– Да куда угодно! Спасать себя и свою любовь! – эмоционально говорила она, крепко затягиваясь дымом папиросы. – А ведь я вам, пожалуй, могу помочь, – уже тихо добавила она, оглядываясь по сторонам.