Она лениво курила, глядя вдаль, на болото, сухая, спокойная, ничему не удивляющаяся и ко всему готовая. Она вызывала у людей робость, потому что видела в них только более или менее подходящие механизмы истребления. Она вся была как на ладони — ни в прошлом её, ни в настоящем, ни в будущем не было тёмных и туманных пятен. Происходила она из интеллигентной семьи, отец погиб на войне, мать и сейчас работала учительницей в посёлке Утки, и сама Орди работала учительницей до тех пор, пока её не выгнали из школы как выродка. Она скрывалась, пыталась бежать в Хонти, встретила за границей Гэла, переправлявшего оружие, и он сделал её террористкой. Сначала она работала из чисто идейных соображений — боролась за справедливое общество, где каждый волен думать и делать что хочет и может, но семь лет назад жандармерия напала на её след и забрала её ребёнка заложником, чтобы заставить её выдать себя и мужа. Штаб не разрешил ей явиться: она слишком много знала; о ребёнке она больше ничего не слышала, считала его мёртвым, хотя втайне не верила этому, и вот уже семь лет ею двигала прежде всего ненависть. Сначала ненависть, а потом уже изрядно потускневшая мечта о справедливом обществе. Потерю мужа она пережила удивительно спокойно, хотя очень любила его. Вероятно, она просто задолго до ареста свыклась с мыслью, что ни за что в мире не следует держаться слишком крепко. Теперь она была, как Гэл на суде, — живым мертвецом, только очень опасным мертвецом.
— Мак — новичок, — мрачно сказал Мемо. — Кто поручится, что он не растеряется, оставшись один? Смешно на это рассчитывать. Смешно отвергать старый, хорошо рассчитанный план из-за того, что у нас есть новичок Мак. Я сказал и повторяю: это авантюра.
— Да брось ты, начальник, — сказал Зелёный. — Такая у нас работа. По мне, что старый план, что новый план — всё авантюра. А как же по-другому? Без риска нельзя, а с этими пилюлями риск меньше. Они же там под башней обалдеют, когда мы в десять часов на них наскочим. Они там небось в десять часов шнапс пьют и песни орут, а тут мы наскочим, а у них, может, и автоматы не заряжены и сами они пьяные лежат… Нет, мне нравится. Верно, Мак?
— Я, это самое, тоже… — сказал Лесник. — Я рассуждаю как? Если такой план даже мне удивителен, то уж легионерам этим и подавно. Правильно Зелёный говорит: обалдеют они… Опять же лишних пять минуток не помучаемся, а там, глядишь, Мак башню повалит, и совсем будет хорошо. Да ведь как хорошо-то! — сказал он вдруг, словно озарённый новой идеей. — Ведь никто же до нас башен не валил, только хвастались, а мы первыми будем… И опять же, пока они эту башню снова наладят, это сколько времени пройдёт! Хоть месяц-то по-человечески поживём… без приступов этих гадских…
— Боюсь, что вы меня не поняли, Копыто, — сказал Генерал. — В плане ничего не меняется, мы только нападаем неожиданно, усиливаем атаку за счёт Птицы и несколько меняем порядок отступления.
— А если ты беспокоишься, что Маку всех нас будет не вытащить, — по-прежнему лениво проговорила Орди, глядя на болото, — так ты не забывай, что тащить ему придётся одного, от силы двоих, а он мальчик сильный.
— Да, — сказал Генерал, глядя на неё. — Это правда…