Обитель

– В пятой – пожарники, – продолжил Василий Петрович, – там вообще прекрасно, но если в артисты ещё можно попасть благодаря таланту, а в канцелярию – за умение, к примеру, правильно считать и красиво писать, то для пожарной службы нужен лишь блат. Или, как тут говорят, кант – везение. Горим мы не так часто, работой они не замучены, всё больше в шашки играют. Блата у нас нет, поэтому дальше побредёши. Четвёртая рота – музыканты соловецких оркестров. Вы не утаили от меня никакой музыкальный талант? Может, вы, Артём, играете на трубе? Нет? И напрасно. Третья рота – чекисты самой высокой марки и служащие ИСО. Так что третью мы вообще не рассматриваем. Вторая – специалисты на ответственных должностях, которые могут себя проявить, скажем, по научной части, – здесь Василий Петрович снова внимательно посмотрел на Артёма, но тот не ответил на взгляд, тогда он досказал: – Первая – заключённые из верхов лагерной администрации: старостат, заведующие предприятий и помощники завов. До первой роты надо дорасти… А может, и не надо.

– Всё? – спросил Артём.

– Отчего же, – сказал Василий Петрович. – Есть ещё четырнадцатая – там запретники: заключённые, работающие только в стенах кремля – чтоб не убежали. Повара, лакеи, конюхи у чекистов. В сущности, их хотели наказать, лишив возможности прогуливаться по соловецкому острову, а сделали им только лучше. Сами сравните: одно дело – на баланах, а другое дело – хвост расчесывать у комиссарской лошади. Пятнадцатая рота – мастеровые: плотники, столяры, бондари… И есть ещё рота, которая вообще не работает, – и попасть туда легко безо всякого блата, она называется?..

– Кладбище, знаю, – ответил Артём без улыбки. – Соловецкое кладбище.

Лазейка не находилась. По большому счёту, подходила только десятая, канцелярская рота – но Артём никого оттуда не знал, да и с чего б его позвали в столь привилегированное место. Не один он умел в лагере читать книги и считать дроби. Тут и поумней его встречались на каждом шагу.

– Жаль, что я не белогвардеец, их тут сразу берут куда надо, – раздумчиво сказал Артём.

– А кто вы? – в очередной раз поинтересовался Василий Петрович.

– Да никто, – отмахнулся Артём. – Москвич, повеса, читатель книжек – не за что зацепиться.

Василий Петрович вздохнул в том смысле, что да, Артём, зацепиться не за что: дружим-дружим, а про свою жизнь вы так и не рассказали ничего.

По глазам Василия Петровича осознав, что на подходе какие-то дурные новости, Артём оглянулся и тут же увидел Ксиву – тот вразвалочку приближался. Возбуждённый, в своём возвращённом с утра пиджаке на голое тело. Чёрные круги под глазами ещё не сошли. На голове – откуда-то взятая инженерная фуражка. Резко поднял руку – Артём чуть трепыхнулся, но Ксива, ещё больше осклабившись, поправил козырёк и спросил:

– Понял всё? У меня на почте свой человек, так что, если начнёшь крутить…

– Он понял всё, – вдруг сказал Василий Петрович.

Ксива осёкся, смерил Василия Петровича взглядом и, вернувшись к Артёму, всё-таки закончил фразу:

– …начнёшь крутить – тебя самого пустят на конскую колбасу. Конь!

Вослед за Ксивой, метрах в пяти за ним, подошли и встали ещё трое блатных. Они разговаривали о чём-то постороннем, очень уверенные в себе.

“Он каждый час теперь ко мне будет подходить?” – подумал Артём, глядя Ксиве в глаза и ничего не отвечая.

Артём вдруг вспомнил, как однажды в детстве видел человека, перебегавшего реку по льдинам в начале ледохода. Занятие это было пугающее и дерзкое – обвалиться в ледяную воду казалось совсем простым. Куда спешил тот человек, Артём не знал или забыл с годами – но точно запомнил свои детские мысли: что он сам, как бы ни восхищались другие пацаны на берегу отвагой и безрассудством бегуна, сам бы такое повторить не хотел.

А тут ощутил себя в той же самой роли – только подневольной: словно его вытолкнули и сказали: беги! – и выбора не оставалось. Только куда бежать: другого берега не видно.

Он сейчас стоял на льдине – и мог бы сделать прыжок; но не сделал.

Ксива ушёл.

– Да-с, неприятно, – сказал Василий Петрович спокойно через минуту.

“Сглазил меня, – с неожиданной злобой подумал Артём про Василия Петровича, хотя сроду не был суеверен. – Только говорил, как у меня всё складно идёт… Сглазил, старый пёс!”

– Вы куда сегодня? – спросил Василий Петрович.

Артём помолчал, думая, как бы уйти от ответа, но смолчать было б совсем нехорошо.

– Я в кремле вроде… – сказал тихо. – Не знаю, что за работа.

– А я по ягоды опять, – сказал Василий Петрович, – Вон мои стоят уже. Пойду.

Уже уходя, оглянулся и добавил:

– Артём, не отчаивайтесь. Бог есть. Он присмотрит за нами, верьте.

* * *

До самого обеда работы у Артёма не было никакой.

С ним были Митя Щелкачов и Авдей Сивцев.

Они долго ждали десятника во дворе. Шумела рябина, листва её переливалась и бликовала на солнце, особенно если смотреть через полуоткрытые глаза. Бродил олень Мишка, поднимая голову на шум листвы.