“Может, увести следы к морю? – размышлял Артём. – Все подумают, что я утонул. А я – раз! – и лежу себе, сплю. «А в чём дело?» – спрошу удивлённо, когда утром на чердаке объявится крапинская огромная башка. «А ты почему не в море?» – спросит Крапин, у которого его милицейские концы не сойдутся с концами. «А почему я должен быть в море, что я, пароход “Глеб Бокий”?»”
…Нет, так тоже не годилось.
Артём схватил стоявшие возле порога грабли и пошёл понемногу в сторону своего чердака, тут же за собой сгребая снег.
Получилась вообще несусветная ерунда. Везде снег как снег – лежит, не шелохнётся, – а возле домика, где спала Галя, – как на тракторе прокатились.
“…Вот пусть разбираются, кто к ней на тракторе ночью приезжал…” – пытался себя развеселить Артём, но становилось уже не смешно. Трактор всё равно имел путь ровно от лестницы с чердака до её избы.
“Может, на всём острове снег разгрести? – прикинул он. – Как раз до утра забот… Или хотя бы возле Галиного дома. Выйдет Крапин, скажет: вот чудо, на весь остров снег выпал, а этот дом как куполом накрыли… Может, в Бога уверует наш милиционер…”
…Деваться было некуда – Артём решил переворошить граблями как можно больше снега и возвращаться кривыми, через амбулаторию, путями – главное, чтоб никто не появился, а то придётся объясняться: да вот, мол, решил прибраться, а то снег везде – неопрятно.
Привлечённые суетой, к Артёму сбежались три вечно голодные кошки, пёс – в надежде, что с ним собрались поиграть, вот и грабли для этого взяли, заодно и Фура слезла с крыши, облизывая с лап снежок… Артём стоял посреди зверья как молодой, пути попутавший, Дед Мороз. Попробовал пугнуть – не тут-то было, пёс, например, только развеселился и стал подлаивать, кошки не теряли веры в то, что Артём достанет рыбку из кармана, а Фура вообще ничего не боялась и только с тайной мыслью посматривала на кошек – а то всё рыбка да рыбка…
Раздался звук открывающегося окна, и, ошарашенная, выглянула Галя в гимнастёрке.
Артём поднял грабли и поприветствовал её, попытавшись улыбнуться. Надо было что-то сказать, но что?
– Ты что, рехнулся? – спросила она в бешенстве, глядя на зверьё и своего любезного посреди. – Ты что тут делаешь с граблями?
Ответить было нечего.
К утру весь снег размело: точно вчера сорок вёдер снега доставили на заблудившейся штормовой туче, а сегодня и след его растаял.
Никто ничего не заметил. Отпечатки кошачьих и собачьих лап в леденеющей грязи, вот и всё.
Только ель возле амбулатории стояла, как дура, в неподтаявшем грязно-белом чепчике и затасканном фартучке.
– Надо ехать, а то вдруг опять шторм, – сказала Галя Крапину.
Они встретились на пятачке меж амбулаторией, баней и административной избой.
Артём с Афанасьевым сидели на крытом крылечке амбулатории. Афанасьев был молчалив и напряжён. Он очень ждал от Артёма разрешения своей просьбы.
– Конечно, – ответил Крапин Галине.
Похоже, ему было неудобно за вчерашнее – он и сам не мог понять, как такое могло ему в голову прийти: с отчётом… ночью… А всё объяснялось просто: сегодня от этой женщины не исходил вчерашний дурманящий ток.
Но чёрная её маленькая голова на фоне мутного неба тревожила Артёма.
– К Горяинову прибыла мать на свидание, он уедет на моей лодке, – сказала Галина.
Крапин улыбнулся и махнул рукой Артёму:
– Слышал?
Артём поднялся и чуть натянуто улыбнулся в ответ:
– Так точно!
– Что ж ты молчал! – крикнул Крапин; они вообще разговаривали громче, чем надо, – и так всё было слышно. – Вези посылку сюда, не съешь по пути!
Артём кивнул, на этот раз не потрудившись улыбнуться.
Собирать ему было нечего – он надеялся скоро вернуться – а что там делать, на большом острове, лучше здесь свою Галю поджидать. Взял только пропуск на проход через Никольские ворота и надел шерстяные носки, а то ноги мёрзли.
Его комната была прибрана женской рукой – в чём это выражалось, он даже не понял, но на сердце потеплело. На бегу, уже выходя, Артём схватил подушку и принюхался: пахнет! пахнет её волосами! – и сначала бросил подушку обратно на лежанку, но потом вернулся и перепрятал под одеяло: может, сохранит запах.
– Ну, бывайте, вашу отчётность я Ногтеву передам, – сухо сказала Галя взявшемуся её проводить Крапину; Артём догадался, что ей не хотелось никаких проводов – к чему эти сантименты…
Крапин и сам тяготился происходящим, посему взял под козырёк, развернулся и поспешил в сторону питомника. Навстречу ему бежала ласковая до подобострастия Фура.
“Хорошо, что она разговаривать не умеет, – порадовался Артём. – А то б растрепала сейчас…”
До причала они шли молча, Артём держался чуть позади.
Рулевой уже сидел в лодке.
Наконец Галя, не оглядываясь, в строгости своей скрыв явное удовольствие, сказала:
– Иди вперёд. Ты меня разглядываешь.
Артём, усмехнувшись, обогнал её и быстро обернулся, чтоб заглянуть в Галино лицо. Заодно и Афанасьева увидел. Тот брёл поодаль, без шапки, расстёгнутый, не решающийся окликнуть – как брошенная собака.