Обитель

Ожидание вердикта растянулось на несколько мучительных часов. Юноша старался производить меньше движений, словно они могли разрушить столпы критики в душном кабинете.

Маленький графин наполненный лаймовым ликером так и простоял опустошенным на полстакана. Юноша не оценил его вкус напоминавший горсть кислых витаминных драже.

Громкий вздох сотряс хрупкий купол тишины.

Юноша с заискиванием всматривался в полутемное лицо Бердинского.

– Бездарная писанина! – вердикт критика полоснул по сердцу юноши острым лезвием.

– Почему? – еле слышно прошептал он вцепившись руками в спинки гнилого кресла.

Бердинский поправил своё пенсне, которое сползло на самый кончик носа.

– Молодой человек, читая ваше «произведение», я вижу, что вы очень начитан и обладаете хорошим литературным лексиконом. Но я не увидел в вашей писанине какой-то смысл, идею или же стержень, который должен быть одет в художественную шаль. То, с чем я ознакомился, не имеет ни одного из тех основ, которые я желаю видеть в таких работах. Бред бредом. Учитывая стиль письма, вы могли бы, со временем, немного приблизиться к Чехову, но то, на что я потратил своё драгоценное время, достаточно посредственно. На уровне юного гимназиста сельской семинарии.

Плотная пелена разочарования застелила взор юноши. То, на что он потратил 3 года усердной и подвергшейся тысячи правок работе, было растоптано одной фразой.

Неужели, все его знакомые гимназисты, все его преподаватели и случайные люди, с которыми он был даже не знаком, врали ему? Неужели он действительно посредственность, как утверждал Бердинский?

– В этой повести есть смысл, – пытался спасти своё творение молодой писатель. – Да, возможно, он достаточно прост, но немного стоит обратить внимание на символизм.

Бердинский наполнил свой стакан лаймовым ликером до самых краев и сделал внушительный глоток, опустошив половину объема.

– Вы не указывайте на что мне обращать внимание, – холодно произнёс критик. – Смысл должен быть весомым . Важный жизненный урок, который вы пережили, и, который могли бы наглядно показать в данной работе. При всём, если пишете это, значит по вашему мнению, данный урок может помочь другим людям.

Юноша, где-то внутри своей сущности, уже начал воспринимать критика не как раньше. Теперь его роль сверхчеловека от мира литературы, немного сходила на нет. И не из-за негативного настроя Бердинского.

Схватив данное ощущение человечности критика, молодой парень произнёс:

– Не стоит относиться к каждому произведению так категорично. Даже у великих литераторов были произведения без весомого смысла. Люди читают не только, чтобы что-то почерпнуть. Они могут это делать для простого удовольствия: из-за хорошей истории, из-за хорошего стиля письма, иронии и многого другого. Читая сильно нагруженные смыслом произведения изо дня в день, наш управляющий, который находится здесь, – он несколько раз постучал по своему темечку. – Может выгореть. Мы не паровоз, в который засыпешь уголь, и можешь ехать дальше. И такая литература нужна.

Критик невозмутимо вылил остатки ликера из графина в стакан и направил острый старческий взгляд на юношу.

– Ваш указательный тон меня не устраивает. Покиньте мое поместье.

Молодой писатель продолжал смотреть на Бердинского, будто истинная сущность критика распускалась перед ним словно чёрный бутон лотоса.

Юноша оперся руками на спинки кресла и начал подниматься. Под его весом, как зубочистка, которую гнут ради забавы, лопнули две ножки седалища.

Молодой писатель слегка отплыл в сторону, но смог устоять на ногах.

– Прошу прощения, – виновато произнёс он.

Бердинский сохранял спокойствие и медленно поставил пустой стакан.

– Уходите, – сдавленно прошептал он.

Юноша взял свою рукопись и направился к двери.

– Найдите себе работу, мальчик, – с ухмылкой проскрипел старый критик. – Не ваше это дело – писать.

Рука молодого человека приросла к дверной ручке. Раскат понимания за которой последовала молния истины, поразила юношу в самое нутро.

Пальцы соскользнули с позолоченного дверного льва и взгляд парня остановился на почетной стене с признаниями критики Бердинского.

– Я никогда не ставил под сомнение ваш авторитет, – его голос звучал отдаленно, будто приглушенное радио стоявшее на верху давно забытого шкафа. – В момент, когда преподаватель сообщил мне, что вы соглашаетесь оценить мой труд, я начал рисовать картины, которые во всех красках нашего человеческого восприятия, показывали, что я стану именно тем исключением, которое вы оцените. На основе ваших рецензий в печати, мое мнение двигалось рядом с вашим, испытывая по истине детский трепет, словно я мог услышать вас, хоть и через газету. И я искренне принижал работы Полькина, Фонисова и прочих молодых писателей, чью карьеру вы растоптали и пнули на обочину литературы. Но сейчас, последнее ваше изречение в мой адрес, будто божие откровение, пролило свет в потёмках моей души. Вы ведь сами ничего не сотворили, Вениамин Сергеевич…

Тяжелый хрип со стороны пребывания Бердинского, заполнил всю площадь кабинета.