Обитель

Милане было всё равно на то, что она завалила экзамены, так же, как и на «исключение» и «понимание ситуации», что вместо того, чтобы остаться на второй год, ей позволят пересдать все экзамены в августе. И ей было всё равно на то нарушает ли это снисхождение (или скорее жалость) какие-либо правила или такие исключения действительно имеют место быть. Но Милана старалась, она действительно старалась запихнуть знания в голову, когда с ней занимался прошлый репетитор до того, как уйти в декрет; или когда она пыталась заниматься сама – но всё это вываливалось из головы, едва там обосновавшись.

Вернувшись к плите и помешивая овсяную кашу в кастрюльке, Диана продолжила:

– И нужно уточнить, как именно будет проходить сдача экзаменов и выдача аттестата. Мы обсудили только то, что тебе нужно нагнать всю программу, заполнить пробелы и, после нескольких контрольных и прочего, сдашь экзамены. Так что нужно будет всё это обсудить с репетитором. Хороший он, кстати. Мне его Алёнка порекомендовала. У неё племянник, Саша, постоянно недомогает, вот они иногда и нанимает его, чтобы нагнать пропущенное.

Милана перевела взгляд на окно и произнесла:

– М-хм.

Голубизна и солнечность утра затягивали Милану – они казались нереальными, чужими, как иная планета; а голоса ребятишек и лай собаки казались абстрактными и перетекающими, словно вода на качающемся судне.

Диана поставила тарелку перед сестрой. Овсянка с нарезанными бананом и курагой, а в центре было присыпано корицей. Как Милана любила. Как Анна любила. Как они часто завтракали, когда Анна ночевала у Миланы, или Милана у Анны.

Милана смотрела на тарелку и не шевелилась. Диана смотрела на макушку сестры и опущенное бледноватое лицо, но не видела глаз.

– Чай? – предложила Диана.

– М-хм, – произнесла в ответ Милана и взяла чайную ложку.

Пока она медленно перемешивала овсянку, Диана заварила зелёный чай в прозрачном чайничке. Поставив его и две кружки, она села с другой стороны углового диванчика, а между сёстрами остался пустой угол.

На кружке Миланы был нарисован знак бесконечности и над ним было написано жирными буквами: BFF2; а вокруг и по всей кружке красовались сердечки и звёздочки.

Диана не знала английский, только несколько слов и она произносила их так, что едва можно было распознать в них слова; и, конечно, она не знала аббревиатур. Милана ей пару раз говорила, что значит эта аббревиатура на кружке, но каким-то чудесным образом это каждый раз убегало из её головы. И Диана не понимала, что это напоминание, словно ножом по сердцу. Но Милана никак этого не показала – только нож, со всплеском страданий вынимаясь из сердца, сверкнул холодом в глазах и брызгами душевной боли.

– Знаешь, – сказала Диана. – Я могу и не ехать.

– Нет, – сказала Милана. Она съела первую ложку и не испытала удовольствия от вкуса. – Езжай. – Она подняла взгляд и слабо улыбнулась. – Я в порядке, правда. Просто не выспалась. И это всего лишь на выходные.

– Да, – сказала Диана. Но лёгкое переживание висело на лице. Иногда Милана казалась почти нормальной, хоть и грустной, и немного рассеянной. Но иногда, она будто снова падала в яму. Диане это не нравилось, ей казалось, что пора было уже прийти в норму. – Ты уверена?

– Да, – ответила Милана. – Ты же обещала Славе.

Диана вздохнула, и сказала:

– Да, обещала. Ну и, раз ты уверена.

Милана кивнула, ещё одна улыбка, и чтобы доказать, что ей сегодня лучше она выпрямилась и начала есть.

После завтрака и болтовни Дианы о её возлюбленном, с которым она едет на концерт в соседний город, Милана отправилась в душ.

*

После долгого душа, Милана проводила Диану, нагруженную сумками, закрыла дверь и выдохнула. Пока она пила воду на кухне, через открытое окно она услышала мужской голос у подъезда:

– Ох, Дия! Давай помогу! Ты чего не попросила-то? Я бы поднялся.

– Ох, Слава! – с добротой передразнила Диана. – Я тебе не соломинка, не сломаюсь. – И послышался скрип скамейки от тяжести сумок.

– Иди сюда, красавица, – сказал Слава. И послышалось кокетливое хихиканье Дианы.

А через несколько секунд раздался голос пожилой соседки из окна первого этажа, под квартирой сестёр на третьем этаже:

– Постыдились бы!

Диана громко цокнула, и Милана знала, что она закатила глаза.

– Чего стыдиться-то? – спросила Диана. – Или может вы просто завидуете?

– Чему завидовать, а? – спросила соседка. – Тому что вы тут порнографию устраиваете? А ведь во дворе ребятня бегает!

Милана шагнула к окну и посмотрела вниз. Под небольшим козырьком, ближе к единственной ступени рядом со старшей сестрой стоял высокий спортивный мужчина немногим старше Дианы – с короткой стрижкой чёрных волос; в шортах и футболке, и с большим рюкзаком на спине.

– С каких пор, поцелуи стали порнографией? – спросил Слава с серьёзным лицом.

– Она-то ладно, понятно – сирота, – сказала соседка. – Недовоспитывали, не следил никто. А ты-то что? Вроде же хороший парень.

Поморщившись недовольством, он сказал:

– Спасибо?

– Эй! – возмутилась Диана. – Я не сирота. Мои родители не умерли. Они меня бросили.

– Э-э…, – протянул Слава. – Вообще-то это тоже значит, что ты…