Музыка отдалялась и заглушалась, и Милана опустила взгляд. С этой стороны дома была небольшая парковка в тени деревьев с раскидистыми ветками, и только часть машин жарилась под солнцем и блики метала резали глаза. Там, где стояла Милана в низу был асфальт, а у бордюра, со стороны маленького двора, стояла голубая машина.
Волнение висело, как тяжёлый шар в груди; страх пронзал ледяными иглами; дыхание было глубокое, частое; ладони и подмышки взмокли, а ноги стали ватными. Словно тело Миланы частично стало немым, чужим; мышцы потяжелели, а душа стала ощущаться как облачко в полом сосуде – и облачко извивалось, протестовало, умоляло.
Один шаг.
Всего один шаг.
Но Милана стояла, смотрела вниз и не могла его сделать. Дыхание становилось чаще, а страх, который она никогда прежде не испытывала, возрастал – руки сжали края шорт, а дорога с машиной и бликами правее будто стала ещё ниже. Жалобное лицо; слёзы по щекам; солнце пекло, а тело дрожало. Но ноги не могли сделать и шага, мозг не мог отдать этой ужасной команды.
Вдруг мелодия, которая была вторичным мелодичным шумом позади, оборвалась и через секунду заиграла другая, но сразу с припева. Сначала Милана никак не отреагировала, и задней мыслью решила, что просто сменилась песня.
Но через две секунды Милана оцепенела, лицо разгладилось, а внутри всё сжималось и дрожало холодом.
Играла песня Taylor Swift «Look What You Made Me Do»; но только припев:
«Ooh, look what you made me do
Look what you made me do
Look what you just made me do
Look what you just made me…
Ooh, look what you made me do
Look what you made me do
Look what you just made me do
Look what you just made me do»
И под слова припева, который шёл по кругу – снова и снова – Милана обернулась и с бледным лицом смотрела на смартфон через плечо, а капелька пота стекала с головы по виску.
Эта песня. Песня, которая стояла на звонке Анны. Только на её контакте, на других стояла иная, общая.
Милана развернулась боком к крыше и смотрела на экран смартфона, где был высвечен круг с фото, а ниже короткое слово. Чувствуя, что происходящее, как утекающий качающийся сон, Милана в прыжке спустилась с парапета – ослабевшие ноги подогнулись и она рухнула на четвереньки, а розовые очки упали.
Подползя на четвереньках, Милана, едва дыша, взяла смартфон и оцепенела. В круге было фото Анны, сделанное осенью. Две рыжие косы, россыпь веснушек, широкая улыбка, зелёные глаза, розовая футболка, а на голове был надет ободок-венок из искусственных цветов – как тот, в котором сейчас была Милана, но бутоны были не бирюзового цвета, а розового. И ниже было имя контакта: Анна.
Рука Миланы со смартфоном стала мраморной и задрожала, а желудок сжался до тошноты. Она плюхнулась и трясущейся свободной рукой взялась за голову и нервно посмеялась – думала, что потеряла реальность; или не проснулась и «День X» ещё не наступил; или потеряла сознание; или всё же сделала тот шаг, который не смогла.
Рингтон продолжал идти по кругу – снова и снова – казался всё более далёким, момент нереальным, а фотография улыбалась широкой улыбкой. И раз это было дуновение сумасшествия или ужасного сна, Милана вернула взгляд на экран, нажала зелёную трубу и, со страхом, с замиранием, поднесла смартфон к уху.
Тишина.
– Алло? – сказала Милана.
– Лана, – сказал голос Анны; такой родной, такой забытый. – Не делай этого.
Дом вышибло из-под Миланы – она распахнула глаза, ахнула и рукой упёрлась в шершавое покрытие крыши, чтобы не упасть. Все органы будто втянулись в грудь и стали шариком – он звенел, дрожал.
– Я…, – сказала Милана и пыталась дышать. А все звуки улицы смешались в качающийся водоворот.
– Я скучаю по тебе, – сказал голос Анны.
Рука Миланы, сжимаясь, скрежетнула ногтями по покрытию крыши; шар подпрыгнул к горлу, став комом, а органы будто распались на свои места и стали желейными.
– Я…, – сказала Милана. – Я тоже. Я… мне… ты… я…
– Приходи ко мне.
– Я…, – Милана покосилась на парапет слева от неё, – я как раз собиралась. Но я не думаю, что я…
– Нет. Приходи ко мне.
– Я не… я не понимаю. Я уже на твоём доме.
– Нет. Приходи ко мне. К озеру возле парка. К нашей лодке.
Морщась, Милана дрожащей рукой с холодными пальцами потирала влажный лоб и сказала:
– Л-лодка?
– Ох, Лана. Неужели ты забыла? Нам было восемь, мы забрались в лодку и играли в пиратов. Ты была капитан Барашек, а я Колосок.
– Ах, да… – Милана улыбнулась с рассеянной ностальгической теплотой. Но улыбка вышла кривой. – Я помню.
– Приходи, Лана. Я буду ждать. – И звонок оборвался.
Цепляясь за реальность, словно утопающий, Милана отняла смартфон и смотрела на чёрный экран с несколько секунд. Солнце отражалось от чёрного экрана, и был виден влажный отпечаток от щеки.
Нервными движениями Милана разблокировала смартфон с четвёртого раза и зашла в журнал вызовов. Только входящие звонки (половина не взятых) от Дианы и прошлого репетитора, который так и был записан: «Репетитор». Разные даты прошедших месяцев, но ни одной сегодня. Милана знала, что имя Анна есть где-то ниже, раньше восьмого января (и восьмого января), но не стала пролистывать.