Обитель

– Подбери, – сказал Бурцев.

– В карцер пойдёшь, – пригрозил Кучерава.

– Это не мои, – Артём стоял, улыбаясь.

– Ага, мои, – согласился Кучерава. – Только я их в твоём кешере храню.

Десятник Сорокин, дневальный чеченец и стоявшие поблизости красноармейцы засмеялись.

– Подбери, – повторил Бурцев.

– Пошёл бы ты в манду кобылью, поручик, – раздельно сказал Артём, взбешённый и растерянный одновременно.

Первым Артёма ударил Сорокин – у того всё было готово к тому, чтоб поквитаться. Удар был так себе – с замахом, но глупый.

Подсуетился чеченец Хасаев, схватил сзади Артёма под руки, пытаясь удержать: бейте, кому надо? Артём с размаху боднул затылком назад – попал дневальному куда-то в щёку…

Потом всё закрутилось втрое быстрей: Артёма больно, точно и обидно ударил Бурцев в лицо – чеченец в это мгновенье подослабил хватку, и Артём ответил Бурцеву таким же точным и обидным снизу, с подвывертом, чтоб наверняка…

…дальше уже били все подряд, даже Кучерава, кажется, постарался…

Артём, вдруг поняв, что могут и покалечить, постарался упасть, ввертеться, вкрутиться в грязные полы, хотя бы голову убрать под нары, но его вытягивали за ноги… несколько раз открывал глаза, видел сапоги, ботинки, чьи-то руки, снова зажмуривался, терпел, не кричал, старался уберечься… пока не угодило под дых – сбило дыхание, пустило мелко покрошенные звёзды во весь безвоздушный и чёрный небосвод, а следом тяжёлым носком попало ровно в висок.

“Вот как. Вот как. Вот как…” – повторял Артём быстро, камнем уходя на дно.

* * *

Артём, как и все остальные больные и покалеченные, лежал на монастырском диване с высокой спинкой. Лежать было не очень удобно, но мягко: на каждом диване имелся матрац, набитый соломой.

Очнулся он ещё по дороге.

“Неужели хоронить несут? – подумал, встрепенувшись. – Убили и тащат хоронить?”

Вся морда была в кровавой каше, в грудь словно кол забили, рот съехал куда-то набок и слипся, в виске каждую секунду тикало и ужасно отдавало в глаз. Глаза тоже не открывались. В виске пульсировало так, что казалось: голова расколота, и мозг вываливается понемногу, как горячая каша из опрокинутой миски.

Артём поворочал языком во рту, нашёл зубы, даже сумел удивиться: зубы есть, поди ж ты, могло бы вообще не быть… зато губы словно зашили. Понемногу смочил их слюной – разошлись – и ещё сильнее почувствовал, какая огромная борода на лице – кровавая, шершавая борода.

По крику чаек догадался – он на улице. По голосам: его несут дневальные чеченцы.

Подташнивало и хотелось пить.

– Это кто? Опять битый? – раздался голос. Голос принадлежал жителю Азии или Кавказа.

– Нет, доктор Али, он упал, – ответил дневальный так огорчённо, словно говорил про ребёнка.

– С дерева? – спросил Али. По усталости, с которой была произнесена эта шутка, Артём понял, что врач повторял её в сотый раз.

– Нет, – ответил дневальный очень серьёзно. – С земли, – и цокнул языком.

Артёма уложили в приёмном покое, долго разглядывали и трогали везде; это его даже начало успокаивать – хоть кто-то заботится о нём.

Обнаружили рваную рану на виске, множественные ушибы, доктор Али высказал подозрение, что имеются трещина в ребре и сотрясение мозга.

Дали стакан спирта, Артём, кривясь, выпил – и ему сразу же зашили висок, отмыв только одну часть башки, и то вокруг раны. Али работал быстро – Артём терпел, терпел, только хотел разораться, а ему уже командуют: подъём и проваливай.

Встал – и стошнило; хорошо, увидел раковину, туда наплевал пшёнки с капустой – всё это погано воняло спиртом.

Василий Петрович принёс вещи Артёма. Когда Артём брёл по коридору в общую палату, Василий Петрович окликнул его и поднял мешок вверх, показывая жестом, что сдаст вещи врачам.

– Святцы вернули? – разлепив губы, нашёл в себе силы пошутить Артём, но Василий Петрович не услышал.

Повторять вопрос Артём не стал: от собственного голоса он снова едва не потерял сознание.

В первый день больше ничего не лечили, только заставили помыться – в большой ванной на первом этаже, полной едва тёплой водой. Артём там чуть не утонул, мыло не смыл толком, вылез поскорее наружу; лицо – и то забыл отмыть; дальше не помнил ничего…

…Делавшая обход больных пожилая медсестра в белом халате и косынке дала ему градусник и лёд – приложить к виску.

Вернулась за градусником через полчаса, Артём успел поспать за это время. Лёд под виском растаял, а сон был вязкий, тугой, душный, укачливый.

– Что у меня там? – спросил Артём, глядя на градусник.

– Температура, – ответила медсестра.

– Высокая? – спросил Артём. У него всё время слипались то глаза, то рот. В виске густая, похожая на пиявку, толкалась кровь.

– Да.

Снова заснул.