Обитель любви

— Ничего страшного, — сказал Бад, улыбнувшись Лайе. — От тебя потребуется только повторить все то, что ты уже говорила в полиции.

— Лайя все никак не может поверить, что Большое жюри — всего лишь собрание добропорядочных граждан, которые попытаются выяснить, что же, черт возьми, произошло, — объяснил Кингдон. — Они такие же люди, как и мы с вами.

— Двое членов суда по выходным играют со мной в поло, — сказал Бад, не подозревая о том, что этими словами загоняет себя в ловушку. — Чо... то есть Чонси Ди Франко, дорогая Лайя, мой давний друг. Как говорится в таких случаях, «на одном горшке сидели». О, если я начну рассказывать обо всех наших проделках в молодости!.. Впрочем, он давно перебесился. Как и я. Но остался при этом вот таким парнем! — Бад оперся обеими руками о стол и наклонился к Лайе. — Тебе не о чем волноваться, девочка. Присяжные отнюдь не в восторге от тех помоев, я извиняюсь, которые газеты выставили на всеобщее обозрение. У этих ребят есть голова на плечах. Мы с Чо появились на свет вон там, — Бад кивнул через окно в сторону Мэйн-стрит. — Так что не бойся. Они вытянут тебя из этой трясины.

Лайя нервно облизнула пересохшие накрашенные губки.

— Дядя, — сказал Кингдон. — Раз уж вы знаете так давно мистера Ди Франко... Раз вы с ним такие хорошие и добрые друзья... Я знаю, Лайе будет легче, если вы поговорите с ним. Она будет тогда знать, что и в суде есть человек, который отнесется к ней по-дружески...

Бад сдвинул брови. С возрастом его лицо вытянулось, как у всех представителей рода Гарсия, нос еще больше выдавался. Временами казалось, что власть для него — нечто естественное. Бад славился своим великодушием, но никогда и никому не позволял себя использовать.

— Кингдон, — все еще мягко сказал он, — я пришел сюда, отказавшись от встречи с министром, с которым мы обсуждаем вопросы аренды нефтеносных участков. Речь идет о громадных нефтяных залежах. Разве этого недостаточно, чтобы Лайя чувствовала дружеское участие? Неужели мало такого приятеля, как я?

Жилка пульсировала у Кингдона на виске. Его глубоко тронуло, что дядя, который вообще не любит журналистов и избегает толпы, пришел в суд, всем показывая тем самым, что он на их стороне. Кингдон даже собрался было выразить свои чувства вслух, но тут же вспомнил, что дядя еще и отец Тессы, тот самый, кто несколько лет тому назад запретил ему видеться с любимой. Поэтому Кингдон неожиданно для себя сказал:

— Вы пришли сюда, дядя, чтобы показать себя альтруистом в глазах Тессы.

— Я пришел бы сюда, даже если бы никто, в том числе и Тесса, не узнала об этом! Я пришел сюда потому, что ты, Кингдон, мой племянник! И именно поэтому я не донесу о нашем разговоре окружному прокурору!

Бад всерьез разозлился и не скрывал этого.

Кингдон тяжело вздохнул.

— Прошу прощения, сэр.

— Ты веришь тому, что я сказал?

Кингдон принялся растирать больную ногу. Ему снова захотелось горячо поблагодарить дядю, но просто язык не поворачивался... Но вместо этого он сказал:

— Вы хотите, чтобы я снова извинился? Или, может быть, мне надо рухнуть на колени и омыть ваши башмаки покаянными слезами?

— Прошу вас, мистер Ван Влит! — подала голос Лайя. — Я не могу войти туда, зная, что все они меня ненавидят! Я чувствую, что они не поверят ни единому моему слову!

Она умоляюще сложила руки на груди. Кингдон опустился на соседний стул, взял ее руки в свои и мягко положил их на стол.

— Все будет нормально, Лайя, — успокоил он жену. — Положись на меня. Я не подведу тебя.

Поднявшись, он взял дядю за руку и увлек его к окну.

— Она вот-вот сломается, — тихо произнес он. — Ей сейчас нужен доктор, а не суд присяжных.

— Объясни это Джулиусу Редпату. Он договорится об отсрочке слушания.

— Дело не в том, когда она начнет давать показания, — шептал Кингдон. — Лайя права. Они ненавидят ее. Она получает письма, буквально пропитанные ядом! Боже, вы даже себе представить не можете, что в них написано! Ненависть так и брызжет из этих посланий!

— Члены суда — не анонимные злопыхатели. Они дают присягу.

— А чем эти двадцать человек отличаются от остальных? Весь Лос-Анджелес называет Голливуд сточной канавой. Или присяжные придерживаются иного мнения? Дядя, поймите, ведь им доставит удовольствие разодрать Лайю на части!

И снова Бад на мгновение с теплым чувством вспомнил хрупкую, но гордую девочку.

— Они всего лишь систематизируют собранный по делу материал. Зададут ей те же самые вопросы, на какие она уже ответила в полиции.

— В полиции рядом с ней всегда был Редпат.

— Она актриса. Пусть не жалеет слез. Скажи ей. Если она разведет сопли, это смягчит их.

— Ей нужно чувствовать дружеское плечо. Иначе она такого может наговорить!..

— Господи, Кингдон, она и так уже, прости меня, в дерьме. Глубже некуда, что бы она ни наплела.

— А если она скажет правду? — тихо произнес Кингдон.

Солнечный луч проник сквозь пыльное стекло окна и отбросил причудливую морщинистую тень на лицо Бада, выражавшее удивление. После длительной паузы он наконец спросил:

— Неужели она...?

— По-моему, Лайя уже и так наказана, — ответил Кингдон, утвердительно кивнув.