Обитель подводных мореходов

- Как бы на гауптвахте снова ему отдохнуть не пришлось, если не научится разговаривать со старшими в подобающем тоне, - пояснил Жадов, указывая пальцем на Непрядова. Резко повернувшись, командир вышел из отсека.

- Что, Непрядов, нервишки начинают шалить? - напустился Виктор Ильич на Егора, как только командир задраил за собой люк. - Кто дал вам право так вести себя!

- Прощу прощения, товарищ капитан-лейтенант, - отступчиво буркнул Егор. - Но разве я, по существу, не прав?

- Без вас разберутся. Понятно вам?

- Так точно, - произнёс Егор, откидываясь на подушку. - Или смею надеяться...

Помощник присел на стоявший рядом ящик с инструментом, снял шапку и резким движением распорол на куртке молнию. Немного помолчав, полюбопытствовал:

- А всё ж тяжеленько пришлось, Егор Степанович?

- Ещё как, - сознался Непрядов.

- Неприятная это штука, когда море врывается внутрь прочного корпуса. По себе знаю... И люди ведут себя в таком случае далеко не одинаково. Одни становятся твёрже корпусной стали, а другие мякнут, ломаются, как гнилые деревянные шпангоуты, - и запросто подмигнул: - Ну что, Степаныч, заглянул теперь за край бездны?..

Непрядов угрюмо кивнул.

- Значит, теперь представляешь, почём под водой фунт лиха. Оно и к лучшему. Теперь у вас нет иллюзий насчёт вот такой, вполне возможной, концовки в нашей судьбе... Всё надо постичь на собственной шкуре. Поэт сказал: "Сажайте розы в проклятую землю..." Я же говорю: "Трижды благословляйте проклятую глубину, чтобы она стала легка и желанна как воздух..."

- Да не сломался я, Виктор Ильич, - попытался успокоить его Непрядов. - И в самом деле немного устал. Больше года все ж без отпуска.

- Тогда вот что, - предложил Теняев, - пишите-ка рапорт. Я поддержу. Как раз к Новому году поспеете домой.

По возвращении в базу Непрядов медлить не стал. На другой день подал рапорт по команде с просьбой об отпуске. Никто ему в этом препятствовать не стал, тем более что лодка всё равно становилась в док на ремонт.

17

В Укромово селище Егор нагрянул в конце декабря. В полном безветрии лютовали ядрёные морозы. По ночам на дальних озёрах натужно крякал застоявшийся лёд. Истошно и жутко заходился лаем Шустрый, чуя приближавшегося к селу зверя. Утром цепочку волчьих следов можно было обнаружить у самого забора. Зато днём в небесной голубизне ослепительно играло стылое солнце, серебром высвечивая трепетавшую в воздухе изморось. Снег под ногами рассыпчато хрупал, будто корова жевала сухое сено.

Через пару дней море постепенно отпустило Егора и он снова всей душой почувствовал неповторимую прелесть родного дома. Всё так же сердито шипели и нежно вызванивали старинные часы, вкрадчиво скрипела дверь и где-то за печкой верещал всё тот же сверчок. Казалось, даже время в стенах старого дома не слишком торопилось, представляя его обитателям возможность подумать о чём-то нетленном и вечном, без чего немыслим живущий на земле человек.

К великой своей радости, Егор застал деда в полном здравии, всё таким же могучим, осанистым - года будто стороной обходили Фрола Гавриловича. Он всё так же аккуратно правил в храме службу, а в свободное время, как древний алхимик, колдовал в подвале до глубокой ночи над своими пробирками и колбами, писал "пчелиные" трактаты.

Егор любил спускаться к деду в подполье. В каменном, добротно сложенном подвале была устроена маленькая лаборатория. На полках стояли всевозможные банки да склянки с реактивами. В одном углу небольшая центрифуга, в другом - аптекарская электропечь. К подволоку подвешены пучки всевозможных трав, источавших аромат минувшего лета. Прихватив тесьмой копну седых волос и надвинув на нос очки, дед воедино сливал какие-то жидкости, взбалтывал их, подолгу разглядывал в воспалённом свете лампы. Временами он недовольно хмурился, мрачнел, то вдруг чему-то радовался и удивлённо хмыкал, качая бородой. Можно подумать, что дед только здесь и живёт по-настоящему полнокровной жизнью, не притворяясь в своём приходском благочестии перед людьми и перед самим собой.

Как-то Егор поинтересовался, чем это дед так увлечён, что даже вовремя помолиться иногда забывает. Тот с лукавым прищуром посмотрел на внука и, не говоря ни слова, дал попробовать из одной пробирки тягучей янтарной жидкости.

- Мёд как мёд, - заключил Егор, сидя на жёстком топчане около стола, за которым Фрол Гаврилович работал. - Что ж тут особенного?

- Мёд, да не тот, - таинственно произнёс дед. - Это рукотворный, а по вкусу ничем не отличается от пчелиного.

- Дед, а не колесо ли изобретаешь? - съехидничал Егор. - Искусственный мёд люди давно изобрели.

- Изобрели, - согласился дед, - Воистину искусственный, да только, не рукотворный. Ведь как делают искусственный-то мёд? Берут патоку, смешивают её с чутком натурального меда и - готово. А рукотворный, Егорушка, это совсем другое дело. Веками людей интересовала тайна природного мёда. Ты прочитай труды древних врачевателей да философов, того же Аристотеля, Гиппократа, Авиценну, Парацельса, Галена...

- Ты их всех читал? - изумился Егор.