Обитель порока

Утро здесь начиналось с общего собрания перед зданием церкви. Первыми на главную площадь должны были выходить сестры. Это были преимущественно молодые женщины лет до сорока, все, как на подбор, красавицы. Услышав стук в дверь, который оповещал всех насельниц одновременно (вдоль коридора под потолком тянулся шнур, на котором висели крохотные молоточки, приводящиеся в действие дерганьем за один конец), я быстро вскакивала из кровати и, набросив на плечи темно-вишневый балахон из струящейся ткани, во всю прыть мчалась к выходу.

В лучах утреннего солнца блестела золоченая крыша храма, в которой, как я знала, находились ритуальный, главный зал, а также – комната посвящения и специальная молельня настоятеля.

Там уже в золоченом кресле восседал настоятель монастыря – магистр ордена Черного упыря, лорд Приск. Когда хлопала последняя дверь, двое стражей тут же хватали «опоздавшую» и, связав ей за спиной руки, подвешивали к позорному столбу.

Затем на площадь выходили мужчины и становились позади нас.

Во всеобщем молчании, глава ордена поднимался во весь рост и, откинув назад длинные полы плаща, произносил речь. Каждый раз это были новые наставления – о порядочности, уважении друг к другу, внутри общины, о важности духовного развития, а также – всеобщей покорности, которая, по словам лорда, была наивысшей добродетелью.

– А теперь помолимся высшему божеству, – поднимая вверх руки, так что полы его плаща взлетали, словно крылья упыря, восклицал он в самом конце. – Чтобы он даровал нам красоту и силу, стремление к удовольствиям, радости и изобилию!

Все сразу же падали ниц, тихонько бормоча под нос заученные слова, добавляя к ним и свои личные просьбы. Конечно же, я молилась о том, чтобы свершилось чудо, и я смогла бы выбраться из этого таинственного места. Мне не хотелось прожить здесь всю свою жизнь, тем более – рожать тут ребенка. Но что я могла поделать? И так каждую минуту надо мной нависала какая-нибудь угроза – быть привязанной к столбу за опоздание, быть брошенной в темницу из-за пререканий и недовольства, быть избитой плетьми из-за непослушания…

За отказ принять участие в обязательной оргии меня могли для начала постричь наголо, а потом – если бы я начала сопротивляться, попросту пустили бы по кругу, и если бы я все равно проявляла непослушание – провела бы год в узнице, на хлебе и воде. Об этом я узнала в конце первой недели пребывания в монастыре.

– Тебя будут брать до тех пор, – объясняла мне Холена, главная среди женщин, – пока бесчисленные судороги не отнимут дыхание, пока ты не превратишься в сплошную боль. Такова цена за ужасное преступление – отступничество от устава, который гласит, что мы должны радовать друг друга и добровольно отдаваться тому, кто нас захочет.

– Но я же беременна, – несмело прошептала я, боясь, что тут же меня потащат в узницу.

– Да, я вижу! Но все равно, когда-то же ты разрешишься от бремени, станешь свободной, тело твое придет в надлежащую форму. Тогда и придет час исполнить устав вполне.

Я внутренне содрогнулась, подумав о том, что если я и дальше буду покорно торчать здесь, то так оно и будет. Моего ребенка отнимут, а я…

– И знаешь, ты сильно приглянулась лорду Приску, – прервала мои размышления Холена. – Думаю, что его покорила твоя необычная красота, а также – ослепляющая наивность.

– У меня есть муж… – боясь, чтобы это прозвучало как можно покорней, пробормотала я, не смея поднимать глаз от пола.

– Для нас существует только один закон, а он гласит, что члены ордена Черного упыря освобождены ото всех иных обязанностей, как только подчиняться уставу. Когда ты приняла посвящение – прошлое исчезло, теперь ты обновленная, и имя твое Виургия! Повторяй: прошлого нет!

– Прошлого нет… – сухими губами прошелестела я.

– И кстати, думаю, ты достаточно обвыклась в монастыре, окрепла, пора бы уже приступать к работе.

Из страха я даже не посмела спросить, что мне нужно делать, только покорно ждала инструкций.

– Ты умеешь шить?

– Да…

– Значит, отныне, после всеобщей молитвы, ты будешь работать белошвейкой. Сестра Лициния определит тебе место и все расскажет. Станешь штопать белье, чинить одежду.

– А еще я красиво вышиваю, – если мне было позволено, я решила воспользоваться моментом и хотя бы заработать для себя возможность заниматься любимым делом.

– Отлично! А мне как раз нужно вышить несколько платочков, люблю, знаешь ли, красивые вещи. Сможешь вышивать шелком?

– Да, конечно, – и я несмело взглянула в лицо этой женщины.

– Тогда я принесу в бельевую свои ночные рубашки, они у меня шелковые, – изощренная улыбка появилась на ее лице. – Ведь пока ты будешь рожать да приходить в себя, думаю, лорд Приск не пропустит ни единой ночи со мной.

После этих слов глаза Холены хищно сузились, а у меня мороз пошел по коже: я уже знала, как это – быть чьей-то соперницей, как ревновать, ощущать на себе ненавидящие взгляды… Но ведь я не хотела всего этого! Мне даже сама мысль была противна, что вынуждена буду лечь под чужого мужчину, пускай он и прекрасный лорд.