– Нет, правда, извините меня, Марк, я вовсе не собиралась хамить… Как-то, знаете, вдруг понесло. Но уж и вы, пожалуйста… Не надо у меня ничего выспрашивать, ладно? И сочувствовать – тоже не надо. Знаете, есть такая песня, там слова очень хорошие, правильные… Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели. Все, все так и есть. Именно так. Не достойна я ни жалости, ни сочувствия, только это могу вам сказать. Вы наверняка добрый и хороший человек, но не обижайтесь на меня, ладно? – Выпалив это скороговоркой, Соня пошла вперед, туда, где за деревьями мелькала, серебрилась под солнцем синяя гладь озера.
Марк догнал ее, молча пошел рядом. Молчание его было спокойным, умиротворяющим. И опять ей стало стыдно – теперь уже от его молчания. Ничего себе, гостья заявилась, подумала Соня, хозяину рот заткнула! Ступайте себе молча, не приставайте ко мне!
А с другой стороны, ощущалась в его молчании какая-то нота интимности. Ничего, мол, я все понимаю очень даже хорошо… Так хорошо, как ты и не думаешь. Было, было в этом что-то… неестественноскоропалительное. А с чего ради, собственно?
– Сонечка… По-моему, мы вчера договорились, что будем на «ты».
– А я что, на «вы» перешла? Хм, даже не заметила… Хорошо, Марк, извините. То есть извини, конечно. Вот же день начался – еще утро, а я раз пять успела извиниться!
– Я больше не буду приставать к тебе с расспросами. Договорились?
– Да. Спасибо.
– Ну, вот и замечательно. Хочешь, на лодке прокачу?
– А что, и лодка есть?
– А как же? Пойдем…
Прошли вдоль берега – впереди открылась небольшая заводь. Мелкие волны лизали белый песок, чуть покачивали привязанную к столбу лодку. Марк ловко справился с узлом, помог Соне сесть на корме, оттолкнул лодку от берега, успев каким-то образом впрыгнуть, не замочив ног. Лодка сильно качнулась, Соня взвизгнула. Марк улыбнулся, подмигнул довольно:
– Боишься, Сонечка? Не бойся… Сейчас я тебе покажу кое-что.
Медленно поплыли в глубь озера. Вода шелестела под веслами, пахло свежестью, тиной и еще чем-то неуловимо-нежным. Чем дальше, тем больше приближался нежный запах, накатывал тугими волнами. Соне даже шевелиться не хотелось и по сторонам смотреть не хотелось. А хотелось закрыть глаза и вдыхать, вдыхать этот запах… И чтоб он в голову вошел, чтобы оплел нежными пальцами живущий в душе ужас, чтобы растворил его в себе…
– Оглянись, Сонечка! Открой глаза и оглянись!
О боже, вот это красота!.. Водяные лилии! Целый остров из водяных лилий! Томные белые бутоны, разомлевшие в солнечном, еще не жарком утреннем мареве. Чуть колыхались на волне, пропуская сквозь глянцевые листья сполохи ярких бликов.
– Какие!.. А можно рукой потрогать?
Марк склонился, с силой выдернул из воды цветок. Оборвал длинный хлыст-стебель, протянул ей.
– Ой, зачем ты… Жалко же… Не надо больше!
– Да их тут много… Вон там, смотри, еще. А дальше – еще…
Соня поднесла влажные лепестки к лицу, вдохнула запах. Голова слегка закружилась, как от вина. Марк молча смотрел на нее, улыбался. И опять ей стало немного неуютно под его взглядом. Зачем он смотрит – так? Понятно же, что Марго в утреннем разговоре пофантазировала немного… Ну да, она очень похожа на ту Соню, но это же не повод… И вообще… Фу, какие глупые мысли лезут в голову! Мысли, разнеженные солнцем и запахом лилий. Временно, конечно, разнеженные. Ужас-то из души все равно никуда не денется, корочкой, как болячка, не зарастет. Но лучше его пока руками не трогать! Больно очень! Пусть пока будет солнце, лодка и лилии. И глаза этого странного мужчины.
Хотя Соне все же было приятно, что он на нее так смотрит. А кому было бы не приятно? Любой женщине приятно… Но не более того. Не умещались сейчас в ней такого рода приятности. Ложка меда не способна растворить бочку дегтя.
«Или как там, в пословице? – поправила себя Соня. – Там наоборот, кажется… Там про ложку дегтя и бочку меда…»
Лодка по-прежнему медленно скользила по глади озера, плавно огибая островки белых лилий.
Как тихо. Какая томная леность вокруг. Спокойствие. Благодать. Нежность. И молчание Марка – разрешительное, великодушное. И этот его взгляд… как теплый купол, думала Соня. Обволакивает будто силой. Пробивается через неприятие, расслабляет волю.
«Хм, волю… Волю к чему? – мысленно одернула она себя. – К ужасу, к чувству вины? А может, это и хорошо, что обволакивает, расслабляет… Надо же как-то жить. Или не жить вовсе. Потому что с ужасом и чувством вины жить нельзя».
Тут же услужливым рефреном зазвучал в ушах быстрый голос Марго: «Это судьба, Сонь, судьба… Не упусти свой шанс…»
А может, черт возьми, и правда?! Ведь надо же как-то жить дальше, ведь не ляжешь теперь, не умрешь вместе с ужасом!
«Хотя – опять глупости лезут в голову… Глупости, глупости. Нет для меня ни спокойствия, ни благодати, ни томной лености. И оправдания тоже нет. Все это – чужое, из другой жизни».
Соня вздохнула – очень тяжелый вздох получился. Марк чуть качнулся вперед, в глазах застыл вопрос: что, что? Но вслух ничего не спросил, молчал по-прежнему.