– Хорош возмущаться! Неугомонный какой… Твоя судьба, считай, висит на волоске – толстом и мохнатом.
Юноша покрутил пойманного, рассматривая со всех сторон. Четыре лапки, два глаза, два уха, один хвост, все симметрично – странный мутант, неправильный. Вернее, слишком правильный для мута. Надо будет показать редкий экземпляр знакомым сталкерам, пусть разбираются, кто таков и с чем его едят. А пока…
– А пока, мой хвостатый друг, пора возвращаться за решетку. И не надо так пищать! Уши закладывает. У каждого свой дом, твой – с небом в клеточку, так что не обессудь.
Ника нельзя было назвать особым любителем живности, однако общение – пусть даже одностороннее – с новым соседом его забавляло: какое-никакое, а развлечение. Пока он приводил в порядок клетку, пострадавшую от клыков голодного «хищника», оживленный разговор не прекращался ни на секунду. «Обсуждали» все подряд, начиная от неведомого рациона нового-старого постояльца, которого теперь придется кормить, и заканчивая жалобами человека на практически собачью судьбу.
– Все, дружище Хвост, принимай работу! – Ник горделиво представил утомленному людской болтовней полукрысу отреставрированную клетку. – Готова твоя конура, пуще прежней получилась.
Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Так и вышло, от свеженареченного Хвостом мутанта никаких хвалебных од в адрес Ника не последовало, впрочем, и претензий тоже. Крохотный зверь, презрительно сморщив длинный усатый носик, обнюхал всю камеру, произвел ритуальное опустошение набитого желудка в одном из углов и тут же забылся безмятежным сном, комично завалившись на спинку.
– Ну и характер! – юноша уважительно покачал головой. – Знатная зверюга, дядино воспитание налицо. Как такого в туннель выбросишь? Пропадет же нахаленок…
Промаявшись какое-то время с дневником, Ник решительно, не покидая магазина, последовал примеру Хвоста. То есть уснул, не сходя с места. Когда голова его с гулким стуком встретилась с неласковой поверхностью стола, он, не приходя в сознание, переместился в подсобку, где окончательно забылся на топчане, погрузившись в приятную, по-настоящему расслабляющую летаргию.
Пока тело перемещалось в автономном режиме, мозг демонстрировал самому себе красочные, почти живые и реальные сны. Там была Эль, весело щебетавшая на русском, но отчего-то совсем непонятном языке. Она пряталась от него, на миг возникая в поле зрения, но тут же куда-то пропадая. Ник шел на ее голос, который звучал поначалу, как шелестящий шепот, но постепенно становился все отчетливее и громче. Казалось, он вот-вот настигнет ее, темный, замерзший силуэт уже не исчезал, стоя на месте и будто выжидая чего-то.
«Эль!» – имя со вздохом вырвалось из легких. «Эль». Силуэт покрылся рябью, сливаясь с навалившейся со всех сторон тьмой, и прыгнул ему навстречу. Сильные, нечеловечески сильные руки обхватили его беззащитную шею стальными тисками, загоняя так и не родившийся крик ужаса внутрь.
– Убью! – Чужой голос, который не мог принадлежать хрупкой и женственной Эль, повторял обрекающие слова вновь и вновь. – Убью! Убью! Убью!!!
Ник бился в удушающих объятьях сна, пытаясь сбросить его оковы, вырваться из кошмара, открыть глаза и вобрать в горящие легкие целое море живительного воздуха. «Эль». Не крик, хрип…
Неподъемные, каменные веки разомкнулись, прогоняя пугающее видение, но темнота не отступила вместе со страшным сном, осталась по
– Йа убью тиба!
Исковерканный каркающим акцентом голос, совсем рядом, возле уха, и темный силуэт, перекрывающий все вокруг, прямо перед глазами.
– Убью рюсскую сюку!
Шипение, смрадный запах, бьющий в ноздри, безжалостные пальцы на шее.
– Рюсский Ванька, ти атветиш за смэрть Даги!
Дага! Знакомое имя, объясняющее многое…
Убийца навалился всем телом, не давая пошевелиться, колени врага уперлись в локти Ника, обездвиживая, лишая возможности защищаться.
Воздуха! Дышать! Жить! Кисть правой руки, вытянутой и зафиксированной вдоль тела, изогнулась и, оттянув книзу набедренный карман на брюках, скользнула в него, немедленно ухватившись за рукоятку дядиного пистолета. Есть!
Предательский карман никак не хотел расставаться с оружием, пистолет цеплялся за ткань, постоянно застревая. Быстреее!
– Убью тиба!..
Выстрел застал врасплох обоих. Нападавший не ожидал, что жертва еще способна на сопротивление, жертва так и не извлекла пистолет наружу – палец самопроизвольно надавил на спусковой крючок.
Ник не знал, куда угодила шальная пуля, – от недостатка кислорода сознание помутилось, и, попади он даже в себя, боли бы, наверное, не почувствовал. Зато ослабшее давление на шею ощутил мгновенно, вместе с первым за долгое время глотком воздуха. Правая рука, которой ничто больше не мешало, взлетела вверх, пистолет уперся стволом в висок убийцы.