Обитель Варн

приезжали сюда, чтоб насладиться уникальной архитектурой, предметами старины,

древними фресками. Однако ни одна экскурсия не обходилась без эксцессов.

Говорили, здесь водятся привидения. И верили: реконструкция замка стала

постоянной — стоило сделать одно, осыпалось другое, туристы стали жаловаться на

немотивированный страх, что рождался в их душах, когда они входили под своды

часовни. А потом случился обвал, погибло тридцать человек. Только пришли в себя

и попытались восстановить проход к замку, как случился еще один обвал.

Образовалась огромная пропасть, вокруг всей территории здания. О восстановлении

не могло быть и речи. Всю историю замка Монгрейм я знал с детства, его считали

проклятым — хозяин-то в свое время занимался черными делами, вот считали, беду и

накликал…

— Как вы связали меня и историю Черного замка?

— О, вам известно как его называют?… Да, да, это же понятно… Я подумал, что

если в нашем городе есть организованные представители популяции вампиров, то

лучшего места для обитания нельзя придумать. Сюда не ступала нога человека

полтора столетия минимум. Замок застрахован от вторжения с любой стороны —

образовавшееся ущелье под силу преодолеть не каждому специалисту. В общем, будь

я… хм… вампиром, я бы выбрал его.

— Мы Варн, Адам…

— Да, да уважаемый Бэфросиаст, извините, но Варн для меня нечто неопознанное,

тогда как….

— Вампир ясен и понятен, как географический атлас.

— Э-э-э… да.

— То, что не осознано, Адам, имеет, как правило, более осязаемую основу, чем

тщательно исследованное, пронумерованное и выставленное, как исторический

экспонат. Ваши вампиры — миф, но такой привычный, что вы уже и не мыслите себя

без него.

— Не согласен с вами, — упрямо мотнул головой профессор. — Еще в прошлый раз

я привел вам статистику странных смертей с характерными ранами в области сонной

артерии. То, что жертву укусили — не подлежит сомнению, также не подлежит

сомнению, что смерть наступила в результате мумификации кровеносных артерий и

вен. Они пересохли, как русла рек! И так же неоспорим тот факт, что больше на

теле жертвы не было ни одного ранения, повреждения. Она сама шла в руки палача

очарованная им каким-то сверхъестественным образом… Простите, — смутился

Зелинский, сообразив, что сказал.

— Ничего, профессор, вы вольны думать, как вам угодно, истина от этого не

пострадает, — усмехнулся Бэф и развел руками, — что ж, наша беседа была весьма

поучительна для здешних предметов. Они узнали много нового. Но я так и не узнал,

каким образом вы `предполагали, но не знали точно', что встретите здесь именно

меня, а не тех злобствующих вампиров — привидений, что так не возлюбили туристов?

— Разве я не сказал? Я видел вас в городе три дня назад. Еще окликнул вас. Вы

не помните?

Бэф нахмурился:

— Я не рассчитывал встретить знакомых.

— Вы разговаривали с сержантом ведомства правоохранительных войск. Я смотрел на

вас и думал — это Бог столкнул нас, показал выход, протянул руку помощи. Встреча

с вами — знак свыше.

Бэф с насмешкой посмотрел на Зелинского:

— С нашей прошлой встречи прошло три месяца, но сколь разительные перемены

постигли вашу личность — пространные речи и суеверие. Вы стали набожны, Адам.

Примкнули к какой-нибудь секте поборников светлых идеалов или противников

методов контроля над человечеством со стороны одиозного СВОН?

Мужчина печально посмотрел на Варн:

— Простите, уважаемый Бэфросиаст, но мне не до шуток. Я нахожусь в состоянии

психологического аута. Вся моя жизнь легла под ноги, как скошенная трава. Я смел

надеяться на ваше благорасположение, несмотря на глобальное различие меж нами,

потому что увидел в вас весьма чуткого, вдумчивого человека, способного на

благородный поступок. И сейчас я обращаюсь к вам не как к иному существу, а как

к хорошему знакомому, графу Рицу. Помогите, Бэфросиаст, помогите не мне — моей

внучке. Она моя жизнь, она единственное, что осталось от фамилии Зелинский,

единственное, что держало меня в форме, заставляло жить…

Тот печальный тон обреченного, что звучал в голосе мужчины, вызвало у Бэф

понимание. Если б он мог, наверное — пожалел. Но Варн лишены жалости, как и

многих других качеств, присущих человеку. Мало что нарушает покой ледяных сердец….

Вожак покосился на Лесс, что, прижавшись к его груди, вопреки всему и всем,

отогревала застывшую много веков назад душу. Девушка внимательно разглядывала

старика и переваривала услышанное, прикидывая, а не от такой ли раны, какой

наградил ее вожак, умирали те, кого упоминал профессор, и не случилось ли того

же с его внучкой? Понимание и сожаление кольнуло и исчезло. Лесс протяжно

зевнула и потеряла интерес к происходящему — ее внимание привлек фужер Бэфа,

полный нектара.

`Дай, — потерлась щекой о плечо, заглядывая в глаза. Да, вожак не Коуст и не

Май…

Бэф протянул вожделенный нектар и обратился к мужчине, желая как можно скорее

поставить точку в разговоре:

— Поясните, Адам: чем вампир может помочь человеку? Укусить?

— Вы не вампир, вы Варн, цивилизованный представитель иной расы, и на сколько

худшей, чем наша — вопрос. Во всяком случае, сейчас эта сторона вопроса меня не