Обитель Варн

бегать от себя. Какой бы ты ни была, это была ты. И только в твоей власти

измениться, изменить что-то. Но для этого нужно осмыслить все, что было, принять,

пройти через ломку. Боль от осознания неприятна, но она очищает твою душу, твое

будущее. Не осознав ошибки, ты повторишь ее вновь, не принимая себя такой, какая

ты есть, ты будешь тонуть в ненависти к себе и окружающему миру. Тебя изведет

одиночество, на которое ты обречешь себя таким образом. Хочешь, я расскажу тебе

о себе?

— Очень.

— В девятнадцать лет я вышла замуж за славного парня: умного, доброго, сильного,

чуткого. Самого, самого. Я не просто любила его — всецело. Доверяла больше, чем

себе. И не заметила, как потеряла себя. До свадьбы я считала себя симпатичной,

неглупой девушкой. Но оказалось, что я беспросветно тупа и неимоверно уродлива,

как хозяйке, мне вообще ничего нельзя было доверить. Он укорял меня за каждый

незначительный проступок. Гнул под себя, порабощал, а я и не замечала, все

больше замыкалась, боялась слова поперек сказать. Смотрела на себя в зеркало и

видела ту, что он описывал — уродку со слишком большими глазами, слишком

вздернутым носом и не с золотистыми волосами, а безобразно рыжими. Он критиковал

мои наряды, и в итоге я перестала покупать что-то, боясь быть высмеянной. Что бы

я ни приготовила — все было не так: слишком много соли или слишком мало. Много

мяса, мало. Сладко, не подсластила. Я, стараясь угодить, как могла, и начала

ненавидеть себя, неуклюжую, ни на что не способную. А его любить еще больше —

еще бы, он такой уверенный, красивый, живет с таким убожеством, когда рядом

вьются девушки ему под стать. Месяц, год, три… Родился ребенок. Хлопот

прибавилось. Помощи не было. Просить его я не могла — боялась. Он устает, да и

не мужское это дело, крутиться по хозяйству, нянчиться. Да и знала заранее, что

он скажет в ответ: что ты вообще можешь, убогая? Но, видимо, всему есть предел.

Прут можно сгибать до определенной степени, потом он либо сломается, либо

выпрямится. Я пыталась выпрямиться не ради себя, ради Вацлова. Он рос, и как

любой ребенок, нуждался в материнской ласке, но он запретил мне ласкать ребенка,

жалеть, гладить, обнимать. Ребенок боялся лишний раз прижаться ко мне, а я

боялась спровоцировать скандал. Он стал распускать руки, не стесняясь сына.

Мальчик заболел… и умер…. Ребенок нуждался во внимании, но ему нужно было

срочно ехать со мной. Один он не хотел. Пустая вечеринка с друзьями в то время,

когда малыш задыхался, а няня смотрела TV… Мы вернулись под утро, когда Вацлав

был уже холодным…Я винила во всем себя, жалела лишь об одном, что не умерла

сама. Я в прямом смысле сходила с ума, слышала постоянные упреки и понимала — он

опять прав. Прав! Если б я престала гнуться, трезво взглянула на вещи, решила с

кем я, кто мне дороже… Если б я нашла в себе силы послала его к черту!!

Варн повернулась к Лесс, уставилась на нее:

— Страх, вот что сломало мне жизнь. Став Варн, я потеряла его, но его отголоски

порой просыпаются в нас. Они смешиваются с сожалением и пониманием прошлых лет,

дней и рождают ярость. Прошлое не отпускает, если ты не отпустишь его.

— А что было дальше?

— Дальше? А, ты вот о чем… Он напился, обвинил меня в смерти сына, в

нерадивости, в том, что у нас был лишь один ребенок, в куче других грехов. Я

летала по всей квартире, не сопротивляясь. Я надеялась, что он убьет меня. Не

получилось. Он заснул, я выжила. Полежала, потом встала и пошла топиться. Жизнь

закончилась. Я стояла на перилах моста и смотрела в черную воду. Мне казалось,

там, только там покой, свобода. Вацлав. Прыгнула с улыбкой. Летела к воде, как к

спасению. И была перехвачена. О, как я билась в руках Бэф, проклинала его,

рвалась вон. Но он не отпускал, держал в руках и успокаивал. Убаюкивал, как

ребенка. Он молчал. Но я чувствовала его сопереживание. Это было что-то

неизвестное мне. Я доверилась ему. И поняла — вот оно, то, к чему стремилась —

не хочу уходить, не уйду. До меня дошло, что ни один человек на свете не смог бы

перехватить меня на лету, отнести через реку на берег. Парить над холодной

дамбой….

— Где ты живешь? Я провожу.

— Нет, нет, пожалуйста! Вы не человек?

— Не бойся, я не причиняю вреда таким малышкам, как ты. Кто тебя обидел?

— Я сама себя обидела. Давно и непоправимо…. Вы вампир?

— Нет.

— Тогда кто?

— Неважно. Случайный знакомый. К утру от нашей встречи не останется и памяти.

— А можно сделать так, чтоб памяти вообще не осталось?

— Нет. В твоем случае.

— Помогите мне.

— Уже.

— Нет, не так. Убейте, пожалуйста.

— …….

— Умоляю! Я буду благословлять вас за это!… Тогда укусите! Ведь вам нужна

кровь!…

— Нет. Все это сказки, девочка. Я не пью кровь. Мне она не более приятна, чем

тебе. И не убиваю людей. Вы убиваете себя сами. Сейчас тобой руководит отчаянье.

Но завтра все пройдет. Плохое забывается. Послушай моего совета: не стремись

расстаться с жизнью раньше отмеренного тебе срока. Она еще сможет порадовать

тебя рассветом.

— Зачем он мне? Вы уйдете, бросите меня. Я опять останусь одна. Нет, не могу,

не хочу. Возвращаться?! Нет!! В следующий раз вас не будет рядом…