Обитель зла

Эльза чувствовала себя легко и свободно. Она даже радовалась рождественскому вечеру дома. Словно развязывался один узел за другим, и ее сердце больше не разъедала ненависть. Все хорошо. В этом она была совершенно уверена.

А затем, когда они с Эди зашли в гостиную, оказалось, что он стоит там. Посреди комнаты, высокий, выше всех остальных, но какой-то лишний. Он не улыбался, просто стоял и смотрел на нее. Словно не он, а она была сюрпризом вечера. Все молчали. Сара крепко уцепилась за камин, как будто боялась упасть. Энцо и Тереза сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, так тесно, как Эльза еще никогда не видела. Романо оперся обеими кулаками о стол, словно готовясь произнести проникновенную речь.

А он стоял между ними на фоне рождественской елки и выглядел как-то беспомощно.

Эльза даже не успела обрадоваться, настолько призрачной была эта сцена. По спине у нее побежали мурашки.

– Амадеус… – прошептала она, и улыбка скользнула по ее лицу. – Амадеус, как здорово, что ты приехал!

Она подбежала к нему, обняла и поцеловала. Он стоял неподвижно и ни на что не реагировал, как она не ответила пару часов назад на объятия матери.

Ей стало страшно.

– Что случилось? – закричала она и вызывающе посмотрела на каждого по очереди. – Что с вами со всеми? Это Амадеус, мой друг.

Она обняла его и прижалась к нему.

– Я знаю твоего друга, – тихо сказала Сара. – Даже очень хорошо знаю.

«Господи, только не надо снова… – мысленно простонала Эльза. – Прошу тебя, не опять…» Но она ничего не сказала, лишь уставилась на мать широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Ты не помнишь… Конечно, ты ничего не помнишь…

– О чем ты?

– Эльза… – У Сары дрожали губы.

Она замерла.

– Эльза, это Фрэнки. Твой отец.

Слова Сары, как проклятие, повисли в комнате, в которой, кажется, никто не смел даже дышать, и прозвучали в головах всех подобно эху.

«Все кончено», – успела подумать Эльза, прежде чем погрузилась в темноту.

67

Фрэнки выскочил из гостиной. Стеклянная дверь портика захлопнулась, издав громкий дребезжащий звук, но в доме по-прежнему было тихо. Никто не закричал, не бросился за ним.

Он бежал через городок, мимо замка, мимо пустого палаццо. В желтом доме перед поворотом горел свет, по радио передавали «Jingle Bells». С группой «Switch» он исполнял эту песню много раз, выступая на рождественские праздники в спортивных залах или в залах деревенских собраний. Но группы «Switch» больше не было, и Амадеуса не было тоже.

Он миновал церковь, кладбище с сотней маленьких красных огоньков и погруженный в темноту дом пастора. На втором этаже хлопало на ветру открытое окно.

Странно, но он не чувствовал ни малейшего напряжения. Его ноги работали сами по себе, а рассудок был словно отключен.

В Амбре он зашел в бар, купил две бутылки граппы и побрел через город сам не зная куда. В конце концов он уселся на маленьком мосту, посмотрел вниз, на речку Амбру, которую можно было скорее назвать ручьем, и задумался, что у него еще осталось в жизни. Он нигде не видел начала, только конец. Он проиграл.

Он открыл бутылку и одним глотком выпил приблизительно треть. Потом долго смотрел на спокойно бежавшую воду и сердился на чей-то бумажный носовой платок, который зацепился за ветку на берегу и призрачно белел в свете луны.

Сегодня было Рождество, и рождественский сюрприз с треском провалился. Этот бумажный носовой платок настолько выводил его из себя, что у него появилось желание избить первого попавшегося прохожего, который будет идти через мост.

Лучше бы он остался в Берлине… Не все из того, что говорила Гунда, было неправильно. Лучше бы они пошли вместе поужинать, а потом он завалился бы с ней в постель, и ничего бы не было. Он никогда бы не узнал, что Элизабетта – его дочь, и, может быть, любил бы ее и дальше. По крайней мере до Нового года. А может быть, еще дольше, пока из-за какой-то идиотской случайности не узнал бы правду.

Три машины прогремели через мост и этим настолько возмутили Фрэнки, что он выпил еще треть бутылки.

Зазвонил его мобильный телефон.

– Где ты? – спросила Эльза приглушенным голосом. – Пожалуйста, вернись. Прошу тебя, давай поговорим. Пожалуйста!

– Я не могу, – простонал он, – я этого не выдержу.

– Где ты?

– В Амбре.

– Тогда я сейчас приеду к тебе.

– Нет.

Внезапно ему стало ясно, что он пьян. Он не мог говорить с ней. Сегодня уже больше не мог.

– Я должна тебе кое-что сказать, Амадеус.

Она хотела назвать его Фрэнки, но не смогла пересилить себя. Ведь любила она Амадеуса.

– Да? – Телефон буквально жег его ухо.

– Я беременна.

Он чуть не расхохотался. Именно этого маленького дополнения не хватало, чтобы довести роковое известие до совершенства.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Еще двадцать четыре часа назад я бы обрадовался.

Оба замолчали. Фрэнки пил, стараясь глотать как можно тише.

Он слышал, как она плачет.

– Элизабетта, пожалуйста…

Он не знал, что еще можно сказать и как ее утешить.

– Вообще-то меня зовут Эльза.