Обитель

— Ну... ничего,— вынужден был признать я.— На­верное, и здесь жить можно... Только скучно здесь, на­верное?

— Скучно! Ой, скучно! — покосился он на меня хит­рым глазом.— Измаялись просто... Уж и чем занять себя не знаем. Все перепробовали... А вот и еще одна! Ну-ка постой, матушка! — неожиданно прыгнул он к какой-то проходившей мимо крестьянке, тоже закутанной в чер­ное с головы до пят.— Ты вдовица, небось?!

— Нет,— удивленно откликнулась та.

— Тогда почто точно плакальщица вырядилась?!

— Так в церковь иду...

— Ты кого там хоронить собралась?! Ась?! Что мол­чишь? Отвечай! Уж не Воскресшего и Пасхального, ча­сом?!

— Я помолиться...

— Так Богу не молятся! Так ему докучают!

— Я думала...

— Врешь, матушка,— не думала! Если б думала, то мироносицу бы из себя не изображала! Как собор назы­вается?

— Известно как,— опешила окончательно сбитая с толку женщина.— Преображенский...

— Вот и преображайся! Со скорбной миной в гос­ти к соседке ходить будешь, а дом Божий лицо ви­деть хочет, а не гримасу! Уразумела? Нечего Богу рожи корчить! Будет скорбь — лицо и без твоих потуг нужную форму примет. Здесь Бога славят, а не сле­зами омывают!.. Видишь как, батюшка? — вернулся он ко мне.— Со скуки все... Ты уж прости нас, бездельни­ков...

— Да уж работать побольше бы вам не помеша­ло,— согласился я.— На что вы здесь живете?

— А что Бог пошлет, на то и живем.

— Работать-то не пробовали? Свиноферму бы раз­вели какую, гусей-овец всяких...

— Ленивы да немощны,— вздохнул он.— Уж пыта­лись нас, тунеядцев, к делу пристроить, пытались, а все не в прок... И Петр, государь покойный, и Екатерина, царствие ей небесное, и кто только силу такую безде­льную к труду приобщить не пытался... Сейчас вот нова власть о том же думку имеет...

— При правильном подходе даже здесь можно успешным ведением дел благополучия добиться,— сни­зошел я до совета.— Главное — не лениться...

— Спасибо за совет,— поклонился он в пояс.— Спаси Господи!

Ну как с таким разговаривать? Монастырь мы осмот­рели быстро: да и много ли тут было осматривать? Внутрь храма Ванечка меня не пригласил, да мне это было и не­интересно. А снаружи все, виденное мной, можно описать в двух словах: бедненько, но чистенько. А вот за монас­тырской оградой, среди скучающих прихожан, заметил я нечто, весьма даже меня заинтересовавшее...

Ванечка перехватил мой взгляд.

— Был у моего тяти компас немецкий,— сказал он.— Как ни вынешь, стрелка всегда на север стоит...

— А вас, любезнейший, никогда не учили, что совать свой нос в чужие дела — нехорошо? — холодно спросил я.— У каждого человека есть свое «личное пространс­тво», и посторонним нарушать его не следует. А если вам невозможно жить без этих ваших... поучений, то это — ваше дело, сэр!

— Да снизойдет солнце во гневе вашем! — согнулся он в поклоне.— Просто девица эта чудо как притягательна, вот я молодость и вспомнил...

— Что, доводилось погулять в молодости? — понимающе усмехнулся я.

— Да не в этом дело... У тяти моего покойного охотничий пес — дюже знатный кобелек был. И добытчик, и охранник, и охотник... А уж до женского полу охоч — за уши не оттащишь! Ни одной лайки не пропускал... Да что там «лайки»?! На любую пробегавшую мимо дворняжку взгромоздиться норовил... Вот уж я ему тогда обзавидовался! Нам бы так, да?..

— Уйди, дурак! — не выдержал я.

Юродивый, с поклонами и извинениями попятился, а я, раздраженный, пошел вперед. Девица и впрямь была хороша — совершенно в моем вкусе, но из-за сравнения этого дурака весь охотничий азарт пропал. Надо же было человека с собакой сравнить... Нет, все же рус­ские — совершенно невоспитанная нация...

— Батюшка! Голубчик! Погодите! — услышал я за спиной.

Вчерашний монах, настоятель монастыря, торопли­во ковылял ко мне, пробираясь по извилистым троп­кам между сугробами. Неохотно я остановился. Тесное общение с этими малопонятными людьми в мои пла­ны не входило. Моя задача была проста: дождаться связника и под охраной доставить посылку известно­му вам лицу. Для этого мне требовалось всего лишь провести здесь два-три дня, после чего я с радостью покинул бы это захолустье. Но пока связник не при­был, волей-неволей я был вынужден общаться с хозя­евами этого... места.

Вздохнув, я как можно приветливее поздоровался с за­пыхавшимся настоятелем:

— Доброе утро.

— Староват я стал для утренних пробежек,— извиняясь, улыбнулся он, опираясь на предложенную мной руку.— Годочков бы двадцать сбросить... Да жалко: уж больно хорошие это были годы... Вы, никак, обиде­лись на Ванечку нашего? Простите его, голубчик. Он ведь очень хорошо к вам относится.

— Я заметил,— буркнул я.

— Вряд ли... Вы же его не знаете. Он ведь говорит только с теми, кто его услышать способен. Вы вроде как о собаках разговаривали?

— Угу... Судя по его сравнениям, животные для него уж явно не братья наши меньшие...