Обхитрить лису

Я вернулась к машине, подогнала ее максимально близко. Порылась в аптечке, как могла перевязала Ромкину рану, чтобы кровь хоть немного остановилась. Правда, не сказать, что Ромке грозила смерть от потери крови: пусть футболка и пропиталась насквозь, видно, что вытекло из него не так много.

– Подняться сможешь?

Ромка кивнул и схватился за мою руку. Поднимался долго и трудно, я помогала как могла. Друг обнял меня за плечо здоровой рукой, я подобрала пистолет с земли и сунула его в карман.

– Прости, я испачкал твой наряд.

– Не сомневайся, ты мне это возместишь. Этот плащ дорог мне как память, а под ним – французский халатик.

– Только не это! – обреченно простонал Ромка. – Лучше б я помер здесь.

Такие шутки мне не нравились:

– Уверен, что мы справимся? Может, в больницу?

– Справимся, это всего лишь плечо, – уверенно ответил Ромка, и застонал, пытаясь устроиться на заднем сидении макаровой машины.

Я села за руль:

– Я еще ни разу в жизни не вытаскивала пулю. Но у меня определенно получится!

– Знаешь, я что-то передумал. Давай в больницу.

– Мы оба понимаем, что в больнице быстро свяжут свеженький труп, кровь рядом с ним и подстреленного в плечо парня.

Пока мы говорили, я повернула в знакомый двор и притормозила около Ромкиной пятиэтажки. Хорошо, что сейчас раннее утро и людей на улице еще не было. Существовала опасность в виде Ромашкиной бдительной соседки, но ей можно будет сказать, что это его сердце кровоточит, от большой любви. Футболка в крови, при всем желании не разглядишь, что рана в плече. К слову, я выглядела куда хуже Ромки, мой светлый плащ превратился в реквизит к фильму ужасов.

Я оглянулась на Ромку: он побелел еще больше, если такое вообще возможно, на лбу выступила испарина. Частота его дыхания мне тоже не нравилась.

– Эй, развалина, сможешь подняться к себе? Потому что мне сейчас действительно нужна твоя помощь, я не смогу дотащить тебя на руках.

Ромка слабо кивнул. В этот раз получилось легче: то ли я поднаторела, то ли Ромка решил помочь больше. Так же обнявшись, мы дошли до двери его подъезда. Подъем по ступенькам наверх давался труднее.

– Тебя же вроде в плечо подстрелили, а не в ногу, – пыхтела я, таща здоровенного мужика наверх.

– Посмотрел бы я на тебя, – съязвил Ромочка.

Как он сам говорит: ругается – значит в порядке.

Он ведь в порядке?

Со ступеньками мы справились, со входной дверью тоже и вскоре подстреленный валялся на белом диване, тихо матерясь и проклиная почему-то меня. Я решила простить Ромке ругательства и занялась поисками аптечки: нашлась она довольно быстро. Хорошо, что я делаю полезные подарки: год назад вот приобрела огромный набор, и теперь он пригодился. На здоровье не экономят, как говорится, и зря тогда Ромка недовольствовал и обзывал себя дедулькой.

Одним движением я разрезала ненавистную мне футболку, ввела обезболивающее. Подождала, пока подействует и Ромка расслабится.

– Готов? – вскоре поинтересовалась я. – Постарайся не ныть.

– Только быстрее.

Обеззаразив рану, я сделала небольшие надрезы по краям, используя скальпель. Теперь пулю хорошо видно, и я легко вытащила ее пинцетом. Еще раз обработала рану, как могла аккуратно зашила, наложила повязку. Ромка пережил процесс героически, иногда болезненно морщась.

– Вот и все! – я упала на пол рядом с диваном. И только тогда позволила себе эмоции, трясущиеся руки и дрожащее от страха тело.

А Ромку хотелось задушить в объятиях!

– Я восхищаюсь тобой и боюсь одновременно, – пробормотал друг.

Я поднялась с пола:

– Двигайся! – и устроилась рядом, но так, чтобы Ромкино ранение не потревожить.

– Кстати, у меня для тебя плохие новости, – сказала.

– Какие? – вяло поинтересовался друг.

– Диван придётся выбросить.

– Он все равно мне не нравился.

– Ромочка, – неожиданно из глаз брызнули слезы. – Обещай, что больше ты меня так не напугаешь.

– Да ты мало на испуганную походила, – слабым голосом заметил Ромка. Похоже, анестезия продолжала действовать, друг засыпал.

– Ты самый настоящий придурок! Ты хоть представляешь, что я пережила, когда увидела тебя, истекающего кровью в той подворотне? Да я, да я…

Сама едва не умерла от страха.

– Прости меня, Сенечка, – Ромка погладил меня здоровой рукой по плечу, движения его были медленными и вялыми, – такого больше не повториться.

– Отлично, – я вытерла слезы. – Потому что стрелять в тебя могу только я, заруби себе это на носу. А как…

Не успела я договорить, как услышала, что дыхание Ромки выровнялось: он уснул и больше меня слышать не мог.

– Я так тебя люблю, Ромочка, – всхлипнула я, обняла друга покрепче и тоже уснула.

Как ни странно, в этот раз обошлось без тревожных сновидений. Наверное, сказалась событийность дня прошедшего. Проснулась я оттого, что Ромка зашевелился, пытаясь перевернуться. Открыла глаза: передо мной вихрем пролетели события ночи (раннего утра). Надо ли говорить, что после такого сон как рукой сняло?