Ждать пришлось недолго. Ровно столько, чтобы он мог удостовериться: я пришла одна. Андрей появился справа, проигнорировав главный вход. В дорогущем костюме, с лихой улыбкой, в которой угадывалось что-то пиратское, он шел ко мне, засунув руки в карманы, всем видом демонстрируя, что сам черт ему не брат. Может, так оно и было, но и у меня родственники не подкачали. Я ответила Андрею такой же нахальной улыбкой:
– Ненавижу шампанское.
– Врешь, – ответил он уверенно. Как будто знал меня.
А он не знал. Уже нет.
Как и я его. Наглым взглядом я пробежалась по обновленному Андрею Вишневскому. Что ж, его и впрямь можно было узнать. Черты лица заострились, стали ярче и четче, но дерзкое выражение осталось прежним. Темные чуть длинные волосы зачесаны назад, а раньше на его голове творился беспорядок. Прямой нос, губы не пухлые, но и не тонкие. Бедолага Аристов был совершенно справедлив, когда сказал, что все у парня среднее: никакого тебе носа картошкой или поросячьих глазок. Зато улыбка у Вишневского такая, что закачаешься: самоуверенная, с подоплекой, как будто за этой улыбкой обязательно что-то последует. Пакость. И сейчас впечатление усугубилось шрамом, справа на верхней губе. Шрам делал улыбку Вишневского ассиметричной и уж точно пиратской. Рассеченная бровь так же играла на новый образ.
Вишневский устроился напротив и спросил:
– Ну как, все рассмотрела?
– Пришлось себя чем-то занять, пока ты пускал слюни.
Он рассмеялся, искренне и весело, выудил бутылку шампанского из ведерка, открыл и наполнил бокалы.
– Всегда знал: ты не останешься избалованной папиной дочкой, а вырастешь ходячей катастрофой.
– Ты приложил руку к моему становлению.
– И не только руку.
– Этим мы займемся на нашем свидании? Будем пить шампанское и вспоминать прошлое? Андрей, мне уже стало скучно.
И он опять засмеялся. Протянул бокал, предлагая чокнуться.
Его смех, его жесты – все выводило меня из себя. Со мной такое случалось… да никогда. Никогда по-настоящему. Я любила играть, вживаться в роли, чувствовать что-то, но правда в том, что давно уже не чувствовала. Жизнь, полная вседозволенности, иной раз теряла свой смысл. Но я быстро находила его в Ромке. В семье. В небольших играх.
Но с Андреем все обернулось иначе. Я чувствовала, что наша главная схватка впереди, и в первый раз боялась этого. По-настоящему боялась. Ведь если подключить эмоции, настоящие, а не наигранные, можно и… проиграть. А я такого не могла себе позволить.
Мы выпили шампанское, официант подоспел с закусками. Парень косился на Вишневского с беспокойством, заметно нервничал. Андрей это видел и ухмылялся еще больше – ему все происходящее нравилось.
– Ты выглядишь грустной, – заметил Андрей. – Думал, ты обрадуешься старому возлюбленному.
Конечно, он разыграет эту карту.
– То была детская влюбленность, Вишневский. Она прошла, как только я посмотрела «Гладиатора». Тебя подвинул титан из Голливуда.
– И у меня не будет второго шанса?
– Девушке нужен Ромео, а не Гамлет с его проблемами, призраками прошлого и планами мести. Ты же за этим здесь – к чему скрываться?
– Потому что это весело, – пожал он плечами. – Мне нравится смотреть на тебя. Видеть, как ты заставляешь сидеть себя ровно и не ерзать, как следишь за каждым движением и словом. Нравится, что ты предвкушаешь следующую встречу.
– Значит, наше «свидание» – лишь подготовка к твоему триумфальному возвращению? Ты бы не затевал все это, если бы не хотел вернуться. И явно думал об этом давно, раз следил за мной зимой. В Париже.
Вишневский улыбнулся, в его глазах плясали черти:
– Ты права и ошибаешься одновременно. Забавный такой парадокс… знаешь, что самое смешное? Я не хотел вернуться, и даже не думал об этом. Пока не встретил тебя, совершенно случайно. Ты сильно повзрослела и уже не была той девчонкой, что я помнил. И выглядела сногсшибательно. Я потерял дар речи, смотря, как ты выходишь из отеля, как бросаешь надменные взгляды на всех, кто попался тебе на пути. А на лице – глубочайшая скука. Все в тебе изменилось, но многое осталось прежним. Сам не заметил, как пошел за тобой. Не знаю, зачем, но пошел. И все смотрел… узнал, где ты остановилась, долго ждал в ресторане твоего появления. Сделал ту фотографию – тогда я еще не знал, зачем. Просто так.
– Фотограф из тебя хреновый, – да, я понятия не имела, как реагировать. Мне нужен был воздух и минут ка перевести дух. Хорошенько все обдумать. Почему разговор просто нельзя поставить на паузу?
– Боялся, что ты меня заметишь.
– Значит, ты все это время жил в Европе?
– И да и нет. Я часто переезжал, не мог найти своего места. До тех пор, пока не увидел тебя: сама подумай, каковы шансы увидеть старую знакомую из давно забытой жизни в тысячах километров от ее дома?
– Ничтожные, полагаю.
– В этом мы сходимся, – признал Вишневский. – Тогда я понял, что хочу домой. Пусть наш город – далеко не Париж, но он мне родной и меня неудержимо потянуло обратно. Нашу встречу можно считать судьбой.
– Судьба – для ленивых. Так и скажи, болтался без дела и не знал, куда податься.
– Нет. Но дома все равно лучше.