Обходчик

— Знаю-знаю. Оттого и говорю с вами опасливо. Хоть я и старенький, пожил, слава богу, но хочется, чтобы уж не так скоро мне глаза мёртвой водой сбрызнули. Вы говорите, как смертельный Олле Лукойе.

— Старенький в двадцать лет? Быстро у вас течёт время в Поднебесной. Не желаете, значит, духовно возрождаться? Ладно, вычеркиваем из списка.

— Да уж. Я как-нибудь отдельно. Мы с вами лучше о погоде.

— Вы прямо как та женщина на кладбище, что мертвецов боялась. Чего нас бояться?

— А может… Э… Напиться и уснуть, уснуть и видеть сны?..

— Подождите, я подготовлюсь и отвечу. Коротенько, буквально листах на пяти с цитатами и ссылками. Сейчас, только воду вскипячу.

Обходчик в этот момент вспомнил, как говорил о смерти его отец.

А говорил он так: «В детстве меня окружал мир, в котором всё было кодифицировано — например, кто и как может умереть. При каких обстоятельствах и от чего.

Был общий стиль во всём, даже в смерти. Незнание этого стиля делало человека убогим, эта ущербность была сразу видна — вроде неумения настоящим гражданином различать звёзды на погонах. Ты вот знаешь, что такое «различать звёзды на прогонах»? Сейчас и погон-то нет.

Ну а то, сынок, что правители страны не умирали, делали бессмертие реальным».

Тогда смерть удивляла. «А после эпидемии, — подумал Обходчик, — смерть перестала удивлять кого угодно».

— Как раз одиночество смерти мне отнюдь не неприятно, — сказал Старик. — Смерть отвратительна в людской суете, в вымученных массовых ритуалах и придуманной скорби чужих людей. Но теперь нам легко избежать всего этого.

— Это вы говорите про посмертие, — возражал Доктор. — А я — про процесс умирания. Тут есть тонкая филологическая грань объяснений — не говоря уж о таинстве цинической смерти. И то, что человек испытывает это один — великое благо.

— Всё может быть, — соглашался Старик. — Мне это кажется неприятным, вам — радостным. Люди — разные. Это, кстати, тоже одна из вещей, которую многие не хотят понимать.

— Нет, я про то и про другое, — настаивал Доктор. — Отвратительно медленное умирание среди людей.

— И снова не про то. Всё равно в какой-то момент, в сам момент перехода, человек остается абсолютно один, потому что это переживание он не может ни с кем разделить. Он получает опыт, которого нет ни у кого из окружающих. И он совершенно одинок в этом.

Обходчик решил не вмешиваться — вмешаться в таком разговоре значило бы раскрыться.

Именно тогда все молчаливо согласились, что исчезать они будут порознь.

Обходчику казалось, что они, стуча по клавишам, будто кидаются мячиком друг в друга — была в детстве такая игра. Надо было как можно дольше не давать мячу касаться земли, продолжая подбрасывать его вверх.

Он всегда путался в этих разговорах, часть которых ему казалась продолжением разговоров вчерашних или разговоров месячной давности.

Он всмотрелся в экран, после того как заставил себя забыть о смерти.

Но собеседники уже говорили о нём самом.

— Вот возьмём нашего Обходчика. Он явно незамысловатый, но хороший человек, — продолжил какую-то мысль Доктор.

Старик ответил:

— Вы знаете, вы пропустили у меня только одну фразу — там начиналось с «Человек, которому вы доверяете…». Вот, скажем, Близнецы, которых ни вы, ни я никогда не видели — мне ужасно не нравится, когда они топают на кого-то ногами (виртуально, конечно), но при этом я с некоторым доверием отношусь к их суждениям. А к вам у меня доверия меньше. Про вас мне никто не сказал, что вы — хороший человек, по крайней мере, пока. Мне доступны только результаты вашей работы.

— Я не доверяю никому. Наверное, никому, — напечатал Доктор.

— Вот видите. Поэтому ваше высказывание об Обходчике мне кажется немного бессмысленным.

— Бессмысленно то высказывание, которое лишено смысла. Это высказывание наполнено чистым смыслом: «Обходчике — хороший человек». Если вы, сиделец горных тибетских круч, не доверяете мне, то это высказывание недостоверное, но не бессмысленное.

— Нет, это не так. Оно именно бессмысленно — и не высказывание, если говорить уж совсем честно, потому что вклинено в рассуждение типа «Если А, то В».

Смысл, как говорят логики, — содержание знакового выражения. Здесь в рамках задачи содержания нет, потому что я мало что знаю о вас, о вашем понятии «хорошего»… Поэтому передо мной маячит что-то вроде знаменитой глокой куздры с бокрёнком, что придумали русские давным-давно.

Я помню, как между людьми в городах, по крайней мере до эпидемии, существовала конвенция — спрашиваешь о времени, тебе говорят некоторые цифры. Если я спрошу вас: «Сколько времени?» — а вы мне вместо «полтретьего» скажете: «Полчетвёртого» (у вас часы кривые, вы указали время в вашем подземном городе или вовсе у вас злой умысел), то я мог бы до этого подозревать вас в недостоверности. А так это именно бессмысленно, да.

Это азбучный пример логики — скажем выражение «Целое число n является простым» не может считаться высказыванием, поскольку нельзя сказать, истинное оно или ложное— оно включает в себя переменную (и называется пропозициональной переменной) — то есть принимает вид высказывания от её значения.