Облачка

Причины которые вызывали изменения оттенков оказались прочно привязаны к состоянию объекта. Так было с болезнями. Любое недомогание появляющиеся у человека имело свой очаг. И не всегда это было то место на которое жаловался человек. Вера очень хорошо видела взаимосвязь источника боли и место выхода её. Иногда у неё получалось ухватить кончик сияющей ниточки и вытянуть боль из человека. Иногда это было невозможно. Были случаи когда ниточка хватала её за руку и затягивала к себе. Это было страшно. И угадать какая из ниточек поддастся, а какая нападёт было невозможно. И даже если всё проходило хорошо и ей удавалось убрать или ослабить очаг боли, она не исчезала как пар. Боль вытекала из человека через Веру, как вода через кран. И этот момент был очень болезненным и неприятным.

Поэтому Вера прекратила свои попытки помочь людям. Разумеется это была не единственная причина её отказов помочь. Каждый раз когда она кому-то помогала, вместе с облегчением и благодарностью она видела в глазах людей страх.

"Я боюсь её Паша. Понимаешь, по-настоящему боюсь, до усрачки!"

Вера перестала говорить о своих способностях кому бы то ни было. Ей наконец-то удалось мимикрировать под то определение "нормальности" которого все от неё так ожидали.

Она старалась сдерживать себя когда видела какой-то необычный оттенок у предмета или живого существа и пытаясь разгадать загадку искала повод задержаться возле заинтересовавшего её объекта.

И ещё кое-что…

Вера видела цвет, "облачка", всего, что только касался её взгляд. Всего кроме себя. Себя она увидеть не могла. То есть она видела конечно руки, ноги, коленки, но абсолютно никакого сияния. Никаких "облачков".

Так она и жила работа-дом. Имитация "нормальности". Пока не появился в её жизни Михаил.

* * *

Самолёт ровно гудел и набрав высоту, лёг, как говорится "на крыло". За иллюминатором неспешно тянулись однообразные и величественные горы облаков.

Я держал в своей большой руке прохладную и маленькую ладошку Веры и не мог отвести взгляд от девушки.

Какая удивительная судьба, какой невероятный человек. Вот уже полчаса она вела свой рассказ а я как заворожённый слушал.

Когда самолёт начал подниматься её руки нервно стали рвать рекламный буклет на мелкие кусочки. Этот звук отогнал от моих ушей Марка Нопфлера и вывел из приятной полудрёмы. Я вынул наушники и посмотрел на неё:

— Да не переживайте вы так всё будет хорошо!

Она посмотрела мне в глаза долгим взглядом и тихо сказала:

— Нет, не будет….

У меня от этого тихого голоса в районе шеи закопошились мурашки. Я смотрел на обрывки буклета. С одного, довольно большого куска, на меня смотрел задорный мальчишка с вилкой в руке. Половина его лица осталось на другом куске буклета, но он похоже этого не заметил. Он счастливый глазел в камеру, держа в руке вилку с которой свисала китайская лапша. Над головой красовался слоган- "Доширак! 25 лет в России! Попробуй вкус детства!"

— Какой кошмар, — не выдержал я. Девушка удивлённо взмахнула левой бровью. Я кивнул в сторону пацана с вилкой и пояснил:

— Да реклама… у кого-то вкус детства связан с дошираком, представляете?!

Она посмотрела на обрывки и не улыбнулась. Значит у меня не получилось выдернуть её из того потока мыслей в котором она находилась.

— Всегда такая фигня, когда я волнуюсь. Как зомби какая-то. — она собрала клочки бумаги и сложила их в гигиенический пакет лежавший в спинке переднего сиденья.

— Я например когда задумываюсь, не замечаю как рука сама что-то рисует на бумаге. По-моему это нормальный процесс. Меня Ярослав зовут. Можно Ярик. — сделал я ещё одну попытку пробиться к девушке сквозь её невесёлые мысли.

— Я, Вера. — сказала она и улыбнулась.

— Ну вот видите, это совсем не сложно. Как сказал, однажды, один знаменитый енот из моего детства — " поделись улыбкою своей!"

— Можно я вам кое-что расскажу, Ярослав? Мне просто необходимо с кем-то поделиться иначе меня накроет паническая атака, а я их очень не люблю.

— Конечно, рассказывайте, я внимательно слушаю.

— Спасибо…

И она начала рассказывать. Всё. Всю свою жизнь в сжатом формате. Для меня такая откровенность была настолько неожиданной, что мне кажется я даже рот открыл. В тот момент, когда она рассказывала, как погиб её папа, я взял её за руку. Потому что почувствовал — она расплачется. Вера благодарно помолчала и продолжила. Руку не забрала.