Я посмотрел вниз, на бойню, которая там разворачивалась. На моих глазах из крепостной стены вырвался язык пламени и оставил в парапете дымящуюся дыру. Что хорошего из всего этого может получиться, даже если рассматривать это с исторической точки зрения? Но, наверное, подобное все равно случилось бы; приятнее думать, что в этом был хоть какой-то смысл.
Сквозь грохот, огонь и противный моросящий дождик несколько забрызганных грязью фигур, спотыкаясь, бежали к берегу, где мы приземлились. Все рыцари, которые находились здесь, отправились с нами. Мы поднялись в воздух и скользнули назад в тени, отбрасываемые этой страной и эпохой, длинные и кровавые тени. Они хаотично смешивались с другими, но Джип умелой рукой провел нас между ними. К жаркому пламени средневековой Германии, чтобы подобрать и наемников-ландскнехтов в ярких одеждах, которые были вовлечены в междоусобные распри. Затем мы приземлились между телегами с оружием и награбленным добром на пропитанной кровью грязи придунайских пастбищ душным августовским днем 1526 года, где несметные турецкие войска смели с лица земли последние остатки венгерской армии, решив, что это всего лишь авангард. В это время началась гроза, небеса разверзлись, и молодой король нашел смерть в вышедшей из берегов реке. Нам удалось обнаружить крошечный отряд всадников, один из многих, предпринимавших последнюю отчаянную попытку сопротивления. Услышав о нашей миссии, они отправились с нами.
Возможно, мы слегка задержали турок, когда те увидели «Голубя», вздымающегося, подобно знамению, меж сверкающих молний.
И дальше – в объятые печалью пределы России 1609 года, где тлели огоньки междоусобиц, на земли, потрясенные годами голода и гражданской войны, разразившейся после смерти царя Бориса, чтобы забрать с собой польских кавалеристов из армии короля Сигизмунда – свирепых изящных воинов с изогнутыми саблями, похожими на те, с которыми их потомки бросятся в последний бой против немецких танков. Оттуда – в те же земли, только столетием позже, когда Петр Великий нанес поражение шведам под Полтавой, а король Карл бежал и обрел изгнание и смерть.
Снова и снова над землей поднимался дым, текла кровь, люди жили, умирали, возвышались или падали, и судьбы континента решались силами, которые не мог бы постичь ни один человек, попавший под их власть.
Борьба становилась все ожесточеннее, хотя в армиях было больше порядка и их возглавляли люди, поднявшиеся высоко на пути почестей и власти. Мы незамеченными проскочили сквозь метели к югу от Москвы, чтобы найти русских партизан, которые преследовали отступавших французов. Крестьяне и дворяне сражались бок о бок, чтобы пробить первую брешь в мечте Наполеона. Затем мы приземлились в дымном, объятом пламенем Лейпциге теплым октябрьским днем 1813 года, чтобы подобрать шотландских пехотинцев, которые теснили французских cuirassiers. [113]
Мы пришли на помощь баварским уланам, когда те кинулись прямо на прусские штыки, – это были последние дни австро-венгерской войны, и Бисмарк выковывал будущее из крови и железа. Мы спустились вниз посреди клубящихся облаков газа, чтобы разглядеть французскую кавалерию на Ипре, причем и люди, и лошади были закутаны в вонючие, пропитанные газом плащи с капюшонами. Пятеро или шестеро из них отправились с нами. Я с грустью смотрел, как они сорвали с себя и выкинули подальше ненавистную одежду, и удивлялся их хладнокровию. Если они погибнут с нами, все решат, что они сгинули в этих отвратительных смертоносных дымах в трясине, содрогающейся от падающих снарядов. Но если они уцелеют на Брокене, то смогут вернуться сюда.Наконец мы полетели среди холмов на севере Италии, чтобы забрать маленькую группку мужчин и женщин в грубых лохмотьях и потрепанных шляпах, с длинными ножами за поясом, пулеметами Стена и захваченными «шмайсерами» в руках, – партизаны продолжали бороться, несмотря на то что их отряд был уничтожен. Я мог легко представить себе таких людей спускающимися по склону холма в Греции или Франции или пробирающимися по ледяным болотам России. Они выглядели свирепо и одержимо, как те, кто видел слишком многое, слишком много «превентивных мер» и «неизбежных расправ» в беспомощных деревнях, и в итоге был вынужден отвечать не менее жестоко.