Облачные замки

На небе сияла полная луна, и ее призрачный свет падал на жуткие очертания. Словно саваном покрытый, лес был дремуч и темен, представляя собой скопление изломанных, раскиданных по всему склону, перекошенных деревьев, будто сцепившихся и застывших в нескончаемой смертельной схватке. Кружащиеся сгустки тумана обволакивали кривые сучья, прильнув к ним подобно призракам, а между ними вились клубы дыма, поднимавшегося с земли. Тени деревьев озарялись огоньками – бледными, нездоровыми фосфоресцирующими огоньками желтого и зеленого цвета, иногда вдруг загоравшимися актинической голубизной, от которой глазам становилось больно, а порой мигавшими алыми искорками рубинового оттенка свежей крови, что вспыхивали прямо в дыму. Сверкающие белизной лунные лучи пробивались сквозь черноту ночи, выхватывали лишь какое-то непонятное хитросплетение ветвей, и темнота тотчас поглощала их. Лесной шум долетал даже до корабля, хотя расстояние было нешуточное, превращаясь в сплошной гул, прерываемый невероятно глухими, неторопливыми звуками, которые, казалось, исходили от самой горы, а приносил их к нам завывающий ветер. Сквозь эту невнятную какофонию время от времени прорывались какие-то отдельные звуки: внезапное причитание на разные лады, резкий звон или стук, как будто молота по наковальне. На фоне огней беспрерывно носились тени, быстрые всполохи движения, то вздымающиеся, то опускающиеся чуть ли не ритмично, подобно огромной колышущейся сети из лент, то вздымающихся аркой из глубин вверх, то снова падающих. Возникало ощущение, что гору окружила стая собравшихся отовсюду летающих существ – мотыльков, а может быть, чудовищных летучих мышей. И надо всем этим вздымался голый остроконечный пик с выступающими гранитными утесами, невероятные очертания которого отбрасывали в свете луны жуткие тени, падавшие на полотно тумана.

Чувство, которое прежде всего вызывала эта картина, – ужас. Несмотря на расстояние, он проник в мою душу, причем так же глубоко, как в тот раз, когда он исказил пространство и время, чтобы затащить нас в логово этого гнусного муравьеда. Ужас все усиливался, это всепроникающее, леденящее чувство, казалось, высасывает у меня из костей мозг. Отчасти оно было вызвано самими размерами горы, которая снизу доверху дышала той неведомой жуткой силой, которая на ней жила. Но за всем этим скрывалось нечто большее; внутренне я весь как-то сжался, и в то же время что-то во мне, что было смелее, но гаже, ликовало и любопытствовало. Именно этого я больше всего и боялся. Я машинально вытянул вперед руку и почувствовал, как ее крепко схватила другая рука. Рядом со мной стояла Элисон.

– Логово льва, – прошептал я. – Слишком это смахивает на самоубийство. Жаль, что нельзя приземлиться немного подальше.

– Лучше бы намного подальше, – согласилась она. – И приземлиться за каким-нибудь укрытием. Но этого, увы, не будет.

– Знаю.

Одна из наиболее могущественных сил Края перенеслась сюда и спустилась на землю. О том, что она может сделать, если потревожить ее покой, и говорить не стоило. Единственной нашей надеждой было появиться там быстро и внезапно. И если нам удастся вернуть копье, то придется даже с…

– Даже с этим , – негромко произнесла Элисон, и вдруг я со всей отчетливостью осознал, что мне безумно не хочется, чтобы она даже близко подходила к этому месту. Время меня ничему не научило; очень часто случалось так, что едва только я начинал понимать, как сильно ценю что-то, – тут же терял это что-то. Или кого-то. Я отпустил ее руку, крепко обнял ее за плечи и притянул к себе. Она с удивлением посмотрела на меня.

– Останься на корабле! – произнес я твердо. – Кто-то должен…

Она беззвучно улыбнулась своей полуулыбкой:

– О, Стив, ты ведь понимаешь, что я не могу так поступить. Я – рыцарь Санграаля! Это значит для меня больше, чем что бы то ни было, чем все остальное. Это дело чести.

– Ну и черт с ней, с этой честью! – пробурчал я, а она чуть не расхохоталась в ответ, обхватила меня за пояс и по-дружески стиснула. Я резко повернулся к ней, прижал к себе крепко-крепко и поцеловал – тоже довольно крепко. Кроме Молл, она была единственной женщиной, к которой мне не пришлось при этом наклоняться. Она всем телом прижалась ко мне, гибкая, стройная, мягкая – мягче, чем я думал, даже когда она напряглась от неожиданности. Я почувствовал, как ее руки дернулись, будто желая оттолкнуть меня; но вместо этого они притянули меня еще ближе. Ее сухие губы раскрылись, и они больше не были сухими. Она шевельнулась, и я ощутил ее всю, почти ощутил мягкость ее кожи, как будто между нами не было даже одежды, как будто нас спаяло воедино невыносимой жарой, царившей на корабле. Моя рука поднялась к ее шее, и я запустил пальцы в ее коротко остриженные вьющиеся волосы, приподнял их и засунул за форменный воротничок. Другая моя рука медленно скользнула по ее спине…