Я внезапно остановился, повернулся. Позади что-то шевельнулось, что-то напоминающее мгновенную вспышку света, и еще что-то прошуршало. Стоило мне повернуться, и все замерло, а затем снова зашуршало, но уже громче. Над капотами припаркованных здесь машин нечто парило, нечто различимое только в отшлифованных до блеска зеркалах автомобилей, – легкий туман, дрожавший и колебавшийся, словно волоски амебы. Вот я уже вижу это в воздухе, когда на него попадает отблеск огней. И снова этот звук – не шорох даже, а скорее едва слышный хриплый вздох. Казалось, ничего и нет вовсе, но я не мог избавиться от мысли, что мне очень не хотелось бы оказаться окутанным этим низким облаком. Я попятился и увидел, что оно вздымается на дыбы, нависает надо мной, едва уловимое мерцание на фоне низкорослых деревьев и одинокого, низко висящего фонаря, – и вдруг, ни с того ни с сего, оно стало белее и гуще, как будто туман собрался со всей округи и заполнил его. Оно стягивалось в густое туманное облако. Я повернулся и побежал. Краем глаза я видел, как нечто тоже движется, перемещаясь вперед, по моим следам, и блестит между припаркованными машинами, скользя по их холодному металлу, как нежное прикосновение. Оно двигалось быстро, но я был быстрее: кинулся к фасаду гостиницы и буквально упал внутрь сквозь распахнувшиеся с шумом стеклянные двери. Портье как зачарованный уставился на меня.
– Туман, – объяснил я.
Это слово [36]
значит по-немецки «навоз», но другого объяснения я тогда придумать не мог. Прихрамывая, я добрался до лифтов и поднялся к себе в комнату. Но хоть я и устал как собака, все же налил себе выпить и вышел на балкон, не в состоянии точно оценить все, что произошло со мной за последнюю пару часов. Физические атаки – может быть, но я даже представить не мог, кто мог получить от этого выгоду. Но и эти атаки казались теперь невероятными, даже слегка смешными, как будто я все несколько преувеличил, исказив свои воспоминания. Да тут еще этот туман, – ладно, со мной и раньше случались невероятные вещи. Но уж это-то, конечно, не что иное, как шутки перепуганного воображения. Даже истерия, подстегнутая стрессом. Но, посмотрев с высоты вниз на парковку, я увидел, что она все так же затянута легкой дымкой, от которой вокруг фонарей образовались светящиеся ореолы. Первый этаж гостиницы был также окутан туманом. Он зашевелился, когда я перегнулся через перила балкона, и мне показалось, будто он протянул ко мне длинное щупальце, подобно волне, взбирающейся на утес в море. Но его затея не удалась, и, подобно волне, он упал назад, туда, откуда пришел, распространяя вокруг легкую рябь призрачного волнения.Этой ночью я свалился в постель крайне уставший, и неспокойно было у меня на душе. Я все думал, во что же я ввязался, что такое сотворил. Несколько раз я просыпался от этих снов в холодном поту, но из всей ужасающей мешанины остался всего лишь один образ. Карта Европы, нарисованная ребенком в старом школьном атласе и потемневшая от времени, а по ней расползлась паутина, серая, запутанная, грязная паутина, полная пожухлой смерти. А в самом ее сердце, напряженный, злобный, готовый к прыжку, засел маленький черный паук.
Глава 3
На следующее утро, как ни странно, сомнений у меня поубавилось, а все потому, что я обнаружил несколько интересных порезов и ссадин, которые, воспользовавшись ночной передышкой, засохли и затвердели; а еще потому, что мне пришлось потратить кучу времени на споры с компанией по прокату автомобилей, убеждая их послать еще одну машину и отвезти меня в аэропорт. Вся эта история так взбесила меня, что я чуть не забыл о номере 1726, но когда я позвонил вниз, портье, мой давний знакомый, заверил меня, что да, фройляйн Персефаль выписалась в шесть тридцать, забрала свою машину из гаража, и, к слову сказать, моя только что там появилась. Выяснилось, что с ней прислали шофера, а это уже вполне прозрачный намек. Я просидел в гробовом молчании всю серенькую дождливую дорогу, погрузившись в свои думы. Персефаль, вот как? Незаурядно, как и все имена с обложек. [37]