Я прошел под аркой и попал в коридор, гадая, что же происходит на улице. Может, все успокоилось и добропорядочные горожане отправились по своим делам? Я оглянулся назад: серые меченосцы всем скопом валили под арку. Они остановились, как только я посмотрел на них, но так, как останавливаются псы, сдерживаемые поводком, а один явно примеривался метнуть в меня меч. Другой остановил его жестом. Оставался только один способ выяснить, что происходит. Я налег на огромную дверь и слегка приоткрыл ее. В нее потоками хлынул солнечный свет, и в меня никто не выстрелил. Я приоткрыл дверь еще чуть-чуть, вышел на улицу – и так и остолбенел от ужаса: толпа, собравшаяся у лестницы, заревела и кинулась вперед. Самые обычные горожане, никаких стражников. Я скорее поднял копье двумя руками над головой и принялся размахивать им во все стороны – результат был как от удара током. Все равно как если бы я метал громы и молнии, потому что спустя какое-то мгновение они завопили, развернулись и пустились наутек, спотыкаясь и падая. Упавших толпа увлекала за собой, некоторые валились с лестницы в кусты, росшие по обе стороны от нее. Для полноты картины не хватало только изрешеченной пулями коляски, съезжающей вниз по ступенькам, – и я в роли Стража Империи. Я нервно сглотнул, спустился на несколько ступенек вниз и увидел, как паника, подобно ряби на воде, перешла из центра толпы к оказавшимся рядом зевакам и стоявшим в стороне наблюдателям. За считанные мгновения проход был свободен. Ну и хватит с меня общения с людьми.
Я, прихрамывая, прошел назад по мосту, который теперь совершенно опустел, если не считать позабытой кем-то в спешке шляпы или муфты. И по всей вероятности, слухи опередили меня. Когда я дошел до улицы напротив моста и пошел в горку, двери захлопали, дети заплакали, фигуры прохожих стали поспешно исчезать в улочках, прилегавших к центральной. Я бросил взгляд назад и увидел серых гусароподобных типов, сбившихся в кучку и быстро бежавших по мосту с мечами наперевес. Но стоило мне оглянуться, как они остановились. Я снова пустился в путь.
Дорога теперь шла в гору, и снова по этим неровным булыжникам. Нелегкая прогулка, но я шел и шел вперед. Меня подгоняли удивление и замешательство и еще целая гамма чувств. К тому времени, когда я добрался до самой высокой точки на главной улице, любой малыш смог бы преградить мне дорогу кисточкой из перьев, но никто не попытался этого сделать. Самые громкие звуки, которые я слышал, – это горестный плач и стук захлопывавшихся ставен. Невдалеке от ворот дюжий дозорный снова крикнул, схватившись за рукоятку меча, и стражники преградили мне дорогу. В ответ я поднял копье. Они разом скисли и в ужасе уставились на меня. Офицер, яростно выругавшись, дал задний ход, да так, что чуть не распластался по арке. Он тяжело дышал, и пот градом струился по его лицу. Даже неси я действующую атомную бомбу, они и то вряд ли отреагировали бы более живо. Я повел рукой – офицер застонал в отчаянии и довольно резко отбросил в сторону свой меч. Я пулей пронесся мимо него, пробежав сквозь узенькие внутренние ворота. Крестьяне и погонщики с телег кинули в мою сторону осторожный взгляд, закричали и попытались распластаться по стенам, пряча глаза. Женщины зарыдали. Никто не пытался остановить меня. Никто даже ничем не кидался. Спотыкаясь, я вышел на открытую дорогу за пределы городских стен. Чувствовал я себя при этом потрясенным – и, как ни странно, опозоренным.
На мгновение я остановился, переводя дух. Я мог бы отбросить чертово копье в сторону прямо сейчас, оставить его висеть в кустах. А еще лучше положить его осторожно на землю, ведь совершенно очевидно, что это нечто невероятно ценное или даже священное. Но в этом случае всадники смогут отправиться за мной, и мне придется плохо. Почему-то мне казалось, что именно так они и поступят. Тот парень в церкви не прочь был бы поохотиться на меня с собаками. Уж лучше я оставлю копье у вертолета – нечего с ними церемониться. Оставлю, конечно, так, чтобы видно было, – может, примну траву или что-нибудь в этом роде.
Когда я вернулся наконец на луг, у меня уже не было сил. Упасть бы на траву лицом вниз и лежать до вечера. Впрочем, за сиденьем у меня была припрятана упаковка изотонических фруктовых напитков, и я загрезил о них, будто это был источник вечной молодости. Язык прилипал к нёбу от жажды. Впрочем, он чуть там и не остался, когда из-за шасси поднялась невысокая фигура и кивнула мне слегка презрительно.
– Так-так! Дурень ворвался туда, куда боятся влетать даже ангелы. Мой добрый сэр, то, как вы выполнили мое задание, достойно восхищения. Вам остается только передать мне это варварское оружие, и можете ступать на все четыре стороны: вы мне больше ничем не обязаны.
– Сукин ты сын, Стриж! – проскрежетал я, и голос мой прозвучал почти так же грубо, как его. – Ты хочешь сказать, что это ты заставил меня все это сделать?