Наши клинки сошлись, словно в поцелуе, лязгнули, слегка соприкоснулись остриями. И вот уже его клинок исчез, просвистев над самой моей головой в ударе страшной силы. Я едва успел парировать его, и нанес ответный удар по руке Лутца. Но он извернулся с такой непринужденностью, будто мы и вправду вели учебный бой на эспадронах, и стал яростно наступать. Такое редко случается, когда ставкой в поединке является жизнь, но мы перешли к ритмичному обмену ударами, характерному для состязаний на piste. [129]
Двигались мы мало, при этом используя любую возможность, которую предоставлял соперник для того, чтобы осыпать его градом быстрых коротких ударов. Это была бешеная, молниеносная схватка, а я и без того был уже измотан до крайности. Да даже если бы и не был, Лутц куда более преуспел в искусстве фехтования, чем я. Он берег силы, работая главным образом кистью, не делал обманных ударов, но и ни разу не упустил малейшей возможности для нападения. Он и вправду был отличным спортсменом и явно не жалел времени на тренировки. Я подозревал, что чисто физически сильнее него, но очень скоро это уже не будет иметь значения, ибо он измучит меня до крайности. А до слуха моего доносились какие-то странные звуки…Что-то со звоном упало рядом, как раз в тот момент, когда своей последней серией ударов Лутцу удалось немного оттеснить меня. Я было уже испугался, что это лейтенант каким-то образом воскрес. Но тут увидел Элисон, повисшую на перилах трапа. Она смотрела в противоположную сторону, а перила, за которые она ухватилась, были измазаны кровью. Глаза Лутца удивленно округлились, и его атака заглохла. Я с удвоенной энергией кинулся в бой, острие моего меча рассекло Лутцу правый рукав. Он отскочил назад и выругался, но крови видно не было.
Я осклабился в улыбке:
– Не стоило вам связываться с торгашами, герр барон! Они неплохо смотрят за своими лавками!
Он презрительно фыркнул:
– Ну твоя-то лавка, торгаш, вот-вот обанкротится!
Элисон сделала несколько шагов по трапу, а клинок Лутца завертелся так быстро, что я не мог его разглядеть, только чувствовал давление на свой меч. И вот он нанес удар, целясь мне в живот. Я едва успел парировать его, но при этом едва устоял на ногах, а Лутц уже целился мне в горло. Но и этот удар я сумел отбить, причем довольно искусно, так что Лутц пошатнулся и отступил. Наши клинки снова скрестились, и каждый пытался прижать противника к борту гондолы. Его меч освободился, а мой, со скрежетом коснувшись металла, ударил его прямо в ногу. Лутц отскочил назад, поскользнулся в крови – Элисон или лейтенанта, и чуть не полетел на баллоны с газом. Его спас только внезапный скачок дирижабля, и он растянулся на полу.
Однако я не смог воспользоваться этим; я был слишком измотан и только жадно, порывисто втягивал воздух. Элисон уже спустилась по трапу и теперь ползла – медленно, но верно, к клетке с Граалем. Лутц, стоявший на коленях возле люка, тоже заметил ее и кинулся к трапу. Я сделал ему подножку. В падении он нанес мне удар, пришедшийся по касательной, и сильно ободрал мне бок. Лутц довольно крякнул.
– Хватит тактики темных переулков!
– А я-то думал, что как раз нацисты специализируются на уличных драках!
– Нацисты? – задыхаясь, переспросил он. – Да ты даже не понимаешь, что значит это слово! Нацисты были слепцами, этакий яркий флажок для простолюдинов, и ничего больше! Другое дело Schutzstaffel. [130]
Вот у них были честь, чистота, отвага. За это я никогда не прекращал бороться.Корабль снова накренился, и теперь пришла моя очередь поскользнуться и отлететь к корме и заглохшему мотору. Нужно было воспользоваться теми небольшими преимуществами, что я имел. Были вещи, которые для меня привычны, а для Лутца нет; но как заманить его в ловушку?
Он уже приготовился спрыгнуть в люк; его необходимо было остановить. Я сделал глубокий вдох, от которого больно закололо в боку, поднялся на ноги и, стараясь не обращать внимания на дрожь во всем теле, кинулся на него. Минуту или две я заставлял себя подражать действиям Лутца, не спешил с решающим ударом и пытался использовать свои преимущества; только в моем случае речь шла, разумеется, не об умении фехтовать. Хоть мне и не удавалось пробить его защиту, у него тоже ничего не получалось; и это, как мне казалось, раздражало его. Я оттеснил его к стенке, затем отступил, и ему пришлось последовать за мной в надежде пробить мою оборону. После этого я стал кружить вокруг Лутца, буквально осыпая его быстрыми и мощными ударами. Это не могло продолжаться долго; я быстро терял силы, и каждая секунда могла оказаться роковой. Но Лутц был сбит с толку и ослабил свою защиту, чтобы выяснить, что же это я вытворяю. Он это понял лишь тогда, когда его каблуки застучали по краю люка, и я внезапно усилил атаку. Боясь потерять равновесие и судорожно шаря свободной рукой в поисках опоры, он обнаружил у себя за спиной трап, и был вынужден отступить на него.