Облачный атлас

«Выглядит так, словно ему осталось жить всего неделю», — думает Луиза. Она нажимает на кнопку первого этажа. Старинный лифт начинает спускаться. Неторопливая стрелка ведет обратный отсчет. Двигатель лифта завывает, его тросы скрежещут, но между одиннадцатым и двенадцатым этажами взрывается какое-то «гатта-гатта-гатта», а затем умирает со звуком «фззз-ззз-зз-з». Луиза и Сиксмит валятся на пол. Свет, запинаясь, то включается, то выключается, прежде чем остановиться в режиме жужжащей сепии.

— Вы не ушиблись? Можете подняться?

Распростертый на полу старик немного приходит в себя.

— Кости, думаю, не сломаны, но лучше уж я пока посижу, спасибо. — Его старомодный английский напоминает Луизе тигра из «Книги джунглей».^[87] — Питание может восстановиться внезапно.

— Боже, — бормочет Луиза. — Отключили питание. Чудесное завершение чудесного дня.

Она нажимает на аварийную кнопку. Ничего. Нажимает на кнопку интеркома и вопит:

— Эй! Есть там кто? — Шипение статики. — У нас здесь проблема! Слышит нас кто-нибудь?

Луиза и старик, прислушиваясь, искоса поглядывают друг на друга.

Ответа нет. Только смутные подводные шумы. Луиза обследует потолок.

— Должен быть аварийный люк… — Его нет. Она сдирает ковер — стальной пол. — Наверное, только в фильмах.

— Вы по-прежнему рады, — спрашивает старик, — что эпоха рыцарства еще не умерла?

Луизе удается слегка улыбнуться.

— Мы можем здесь на какое-то время задержаться. В прошлом месяце отключение длилось семь часов.

«Ладно, по крайней мере, я не заточена здесь с психопатом, клаустрофобом или Ричардом Гангой».

4

Часом позже Руфус Сиксмит сидит в углу лифта, опираясь спиною на стены и утирая лоб носовым платком.

— В шестьдесят седьмом я выписывал «Иллюстрейтид плэнет» ради репортажей вашего отца из Вьетнама. Лестер Рей был одним из четырех-пяти журналистов, воспринимавших войну с азиатской точки зрения. Мне очень хотелось бы узнать, как полицейский стал одним из лучших корреспондентов своего поколения.

— Ну, если вам интересно… — Эта история шлифуется при каждом новом пересказе. — Отец поступил в полицию Буэнас-Йербаса как раз за несколько недель до Пёрл-Харбора, почему и провел войну здесь, а не на Тихом океане, как его брат Хоуи, которого разорвала в клочья японская противопехотная мина, когда он играл в пляжный волейбол на Соломоновых островах. Довольно скоро стало ясно, что папа относится к Десятому участку, и там-то он со службой закону и покончил. Такой участок существует в каждом городе страны — это что-то вроде загона, куда переводят всех честных полицейских, которые не берут взяток и ни на что не закрывают глаза. Так или иначе, в ночь после победы над Японией весь Буэнас-Йербас был одной сплошной вечеринкой, и, как вы понимаете, полиция была сильно рассредоточена. Отец принял вызов, сообщавший об ограблении на причале Сильваплана — это было что-то вроде ничейной земли между Десятым участком, Управлением порта Буэнас-Йербаса и участком Спинозы. Папа и его напарник, которого звали Нат Уэйкфилд, поехали посмотреть, в чем дело. Они остановились между парой грузовых контейнеров, заглушили двигатель, двинулись дальше пешком и увидели около, может быть, двух дюжин человек, грузивших ящики в бронированный грузовик. Свет был тусклым, но те люди явно не были докерами, и военной формы на них не было. Уэйкфилд сказал отцу пойти и радировать о поддержке.

Как раз в тот момент, когда папа добрался до рации, поступает вызов, сообщающий, что первоначальный приказ расследовать ограбление отменяется. Папа докладывает о том, что видел, но приказ об отмене повторяется, так что он бежит обратно к складу, чтобы увидеть, как его партнер попадает под луч фонаря одного из тех людей и получает шесть выстрелов в спину. Каким-то образом он сохраняет самообладание, бросается к патрульной машине и успевает передать «код восемь» — сигнал бедствия, — прежде чем машина начинает содрогаться под пулями. Он окружен со всех сторон, кроме дока, так что ныряет через парапет в коктейль из мазута, мусора, сточных вод и морской воды. Он проплывает под причалом — в те дни причал Сильваплана был стальной конструкцией, похожей на гигантскую эспланаду, а не бетонным полуостровом, как сегодня, — и влезает по служебной лестнице, весь мокрый, в одном ботинке, с недействующим револьвером.