Усадьба наших хозяев в полумиле от Оушен-Бея, путь в которую пролегает по извилистой пышной долине, оказалась зданием довольно скромным, но достаточно прочным для противостояния тем яростным штормам, что заставили столь много судов переломать себе ребра о прибрежные рифы. В гостиной обитали чудовищная голова кабана (изуродованная отвисшей челюстью и ленивыми глазами), убитого близнецами в день их шестнадцатилетия, а также сомнамбулические дедушкины часы (расходившиеся с моими собственными, карманными, лишь на несколько мгновений. В самом деле, один из самых ценных предметов новозеландского экспорта — точное время). Через окно на посетителей своего хозяина мельком глянул какой-то индеец-работник. Более оборванного renegado[8] я в жизни своей не видывал, но мистер Эванс заверил меня, что этот квартерон, Барнабас, — «самая проворная из овчарок, которым доводилось бегать на двух ногах». Оказывается, Киган и Дайфедд — честные неотесанные парни — более всего сведущи в овцах (у семьи имелось две сотни голов), поскольку никто из них никогда не ездил в Город (так островитяне именуют Новую Зеландию) и не получил никакого образования, за исключением уроков Священного Писания от своего отца, который и втемяшил им умение довольно сносно читать и писать.
Миссис Эванс любезно пригласила всех к столу, где мне довелось насладиться самой великолепной трапезой (не испорченной ни чрезмерным количеством соли, ни личинками, ни богохульствами) после прощального моего обеда с консулом Баксом и Партриджами возле Бомонта. Мистер д’Арнок потчевал нас рассказами о кораблях, экипажам которых он оказал духовную поддержку за десять лет пребывания на Чатемских островах, меж тем как Генри развлекал нас историями о своих пациентах, как выдающихся, так и заурядных, которых он пользовал в Лондоне и Полинезии. Я со своей стороны поведал об огромных трудностях, преодоленных мною, американским нотариусом, для розыска австралийского бенефициария, в пользу которого было сделано завещание в Калифорнии. Тушеную баранину и запеченные в тесте яблоки мы запили некрепким элем, который мистер Эванс варит для продажи китобоям. Киган и Дайфедд отправились к своему скоту, а миссис Эванс вернулась к своим кухонным хлопотам. Генри спросил, деятельны ли теперь миссионеры на Чатемах, после чего мистер Эванс и мистер д’Арнок переглянулись, и последний сообщил нам: «Нет, маори не одобряют того, чтобы мы, пакеха, как они нас называют, портили их мориори излишком цивилизованности».
Я спросил, существует ли такое зло, как «излишек цивилизованности». На это мистер д’Арнок ответствовал так: «Мистер Юинг, раз уж к западу от мыса Горн не существует Бога, то здесь недействительны и ваши конституционные заявления насчет того, что „все люди созданы равными“».
Будучи уже знаком с терминами «маори» и «пакеха» после стоянки «Пророчицы» в заливе Островов, я стал умолять объяснить мне, что или кого могут означать «мориори». Вопрос мой открыл историческую шкатулку Пандоры, из которой посыпались все до мелочей обстоятельства упадка и гибели аборигенов Чатемских островов. Мы закурили трубки. Повествование мистера д’Арнока не прервалось и через три часа, когда ему надо было отправляться в Порт-Хатт, и продолжалось вплоть до наступления ночи, перекрывшей нескончаемый поток. Его изустная история, на мой взгляд, достойна пера Дефо или Мелвилла, и я изложу ее на этих страницах, но только после крепкого сна — по воле Морфея.
Понедельник, 11 ноября
Рассвет выдался бессолнечным и липким от сырости. Вид у залива склизкий, но, слава Нептуну, погода достаточно мягкая, чтобы восстановительные работы на «Пророчице» могли продолжаться. Пока я пишу эти строки, как раз поднимают на место новый крюйс-марс.
Спустя короткое время, когда мы с Генри завтракали, явился возбужденный, весь взъерошенный мистер Эванс, настаивая, чтобы мой друг доктор немедленно навестил их затворницу-соседку, некую вдову Брайден, которая упала с лошади на каменистой пустоши. При сем присутствовала миссис Эванс, она сейчас приглядывает за вдовой и боится, что той угрожает переселение в мир иной. Генри захватил свой докторский чемоданчик и без промедления отправился туда. (Я предложил составить ему компанию, но мистер Эванс убедил меня воздержаться, поскольку пациентка взяла с него обещание, что никто, кроме доктора, не увидит ее в столь плачевном состоянии.) Уокер, подслушавший наши переговоры, сказал мне, что ни единый представитель мужского пола не ступал на порог дома вдовы за последние двадцать лет, и высказал предположение, что, «должно быть, фригидная старая кобыла действительно готова откинуть копыта, раз позволила этому шарлатану себя ощупывать».