Четвертый день кряду не было дождя – вот что меня более всего удивляло. А ночами на севере синеватыми точками светились звезды. Я их видел в третий раз за всю жизнь, если не считать эти странные тихие ночи за один.
Здесь, на северо-востоке, обыкновенно бывает холоднее, чем в Тороше, сказывается близость гор, но сейчас я даже ночами потел в двух своих куртках. В полдень над болотами поднимались тяжкие облака вонючих испарений. И над Кит-Карналом туман висел гуще обычного. Я не переставал этому изумляться.
В среду, шестнадцатого марта, я подкреплялся похлебкой из пойманного накануне сома и уже собирался мыть миску с ложкой, но тут из зарослей ольховника показался растрепанный небритый мужчина неопределенного возраста. Может, лет тридцати пяти, а может, и всех пятидесяти. Справедливо рассудив, что он, возможно, голоден, я учтиво пригласил его разделить со мной трапезу, благо похлебки оставалось еще чуть не полкотелка. Путник не отказался.
Пока он ел, я внимательно рассмотрел его. Он был в самом деле небрит: недельная щетина вкупе с взлохмаченной, отродясь не знавшей ножниц и мыла шевелюрой, придавала ему на редкость неряшливый вид. Засаленная телогрейка, невозможно уже понять какого цвета, мятые матерчатые штаны и неуклюжие сапожищи в засохших пятнах тины и грязи тоже не делали из него принца. Я предположил, что это какой-то опустившийся старатель, бредущий с прииска в людные места.
Не могу назвать себя образцом опрятности, но даже в этом забытом всеми захолустье раз в два дня я ножом соскабливал с подбородка отросшую щетину и регулярно чистил верхнюю куртку.
Насытившись, путник поблагодарил за угощение и, сославшись на спешку, собрался уходить.
– Я – послушник Назар Кичига из Тороши. Не назовешь ли себя, мил-человек? – спросил я как мог сердечно.
Путник задержался, глядя на меня с интересом, как мне показалось.
– Я вовсе не человек, – сказал он просто. – Я – Весна.
Надо ли говорить, что я удивился такому неожиданному ответу.
– Весна? – переспросил я, собираясь с мыслями. – Но ведь Весна – это явление, а не существо.
– Несомненно, – подтвердил он. – Я и есть явление. Поскольку же ты – человек, меня ты видишь тоже в образе человека. Выдра, к примеру, увидит меня выдрой.
– Но, – возразил я, – тогда ты должен выглядеть как молодая девушка, красивая и пригожая.
– Кто это тебе сказал? – изумился Весна. – Чушь какая! Будешь тут красивым, по грязище всю жизнь чапая! (он так и сказал – чапая). Да и заставь попробуй девку всю жизнь по грязи чапать, тепло за собой тянуть! Это я, дурень старый, тяну лямку. Привык уже, верно. Однако извини, некогда мне болтать. Почитай, двести лет я в ваш край не наведывался.
– Что же привело тебя теперь? – воскликнул я, ибо ни для кого не секрет, что Шандалар давно уже не знал времен года.
– Тень пропала. Раньше здесь повсюду лежала Тень, вот мне ходу и не было. А теперь пропала, я и пришел. Ну, до встречи через год, послушник.
Весна повернулся и ушел на север, а я еще долго глядел ему вослед, держа перед грудью деревянную миску.
Когда же я взглянул на юг, миска выпала из моих ослабевших рук.
Там, откуда пришел Весна, полнеба очистилось от облаков, и ничего более голубого и прекрасного я никогда прежде не видел.
А посреди всего этого великолепия ослепительно сияло солнце.
Назар Кичига, послушник.
Приход Тороши, летопись Вечной Реки, год 6946-й