Облачный полк

– Я совсем недавно к этой теме вернулся, года два… Слушай, может, на «ты» уже? А то как-то… Как в аптеке, в самом деле.

– Давай.

– Понимаешь, время как раз наступило. – Виктор почему-то стал шептать. – Тринадцать лет прошло, все улеглось, можно взглянуть по-новому. А то мне кажется, мы начинаем забывать. То есть не хотим помнить. А это опасно, правда ведь? Если мы в пятьдесят восьмом уже не помним, то что потом будет?

– Да…

– И потом нам нужны герои. Понимаешь? Народ не живет без героев, это высокопарно звучит, я понимаю, конечно… Но это ведь так.

– Наверное.

– Знаешь, собрано уже много интересного. – Писатель осторожно вел машину через мост. – В принципе, для книги уже достаточно, материал плотный. Но хочется деталей, впечатлений, цвета. Цифры и даты – это, конечно, хорошо… Нужно другое. Ты же с ним был… Сколько? Два года?

– Полтора. Но ведь… Тебе нужно с матерью его, наверное, поговорить – с матерью, с сестрами, они лучше знают.

– Нет, – помотал головой писатель. – Не лучше. Мать…

Мы добрались до середины, мост ощутимо закачался, и писатель сосредоточился на управлении. Хиленький мост, как бы не завалился. Перил и тех нет, то ли поставить не успели, то ли сломались уже.

Мост устоял, писатель расслабился.

– Видишь ли, мать его совсем не помнит. То есть она помнит его совсем другим. Не тем. То есть не тем, что нужно. Я ее спрашиваю: «А что он делал-то?» А она отвечает: «Как все – по лесам скакал, в войну играл, рыбу ловил».

– Он и потом рыбалку любил, – сказал я. – Все время собирался, блесны из банок вырезал.

Съехали на дорогу, писатель убрал скорость, подрулил к обочине. Двигатель заглушил, открыл дверь, выставил длинные ноги. Штаны у него хорошие, белые, парусина, наверное. Воскресные штаны, отдыхать в таких, сидеть, свесив ноги с пирса, покачивая ногами в воздухе, щупая редкие волны, море… И туфли тоже воскресные, белые, надо себе такие купить.

– Блесны… это искусственные приманки? Железные рыбки, так?

– Да.

Писатель достал блокнот, принялся записывать карандашом. Большой блокнот, пухлый, бегемотистый, закладочки аккуратные торчат с датами – «38, 40, 41», вплоть до «47». Интересно, а что же такого в сорок седьмом произошло?

– А ты… книжки пишешь?

– Ага, – кивнул он. – Книжки тоже. Но это недавно совсем… Слушай, а как он относился… Ну, что он Герой? Он ведь первый, кажется, среди пионеров?

– Нормально относился. Только мы не знали еще наверняка, что ему Героя присвоили, слухи только ходили. Да он и не пионер уже был. Ну, дразнили немного… Указ ведь уже после был, в сорок четвертом.

– Дразнили?

– Посмеивались.

– Ясно. Ладно, поехали, время уже…

Поехали. Дорога неплохая, ровная, колдобин немного. Ветерок в окошки, приятно, писатель прибавил скорости.

– Узнаёшь что-нибудь? – Он кивнул за окно.

– Не. Все одинаково ведь. Лес, он всегда лес.

– А лагерь ваш можно найти?

– Вряд ли. Сколько лет уже, заросло все.

Писатель сунул мне блокнот.

– Там карта в середине, – сказал он. – Сам составил. Примерная, разумеется.

Я стал листать. На самом деле Виктор много поработал. Имена, фамилии, операции. Сколько мостов, сколько рейдов, количество уничтоженной техники. Генерал Виртц, мина. Мина-попрыгун…

Письмо за подписью Калинина, Указ. Шестьдесят седьмой отряд, четвертая бригада. Глебов. Оказывается, Глебов и до войны был военным. Интересно как.

А про Ковальца – ничего, точно он и не жил вовсе. Про Щурого, про Алевтину тоже, про меня в самом конце – возраст неправильно указан, я на полтора года старше.

Карта.

– Правильно? – спросил Виктор.

– Похоже, – сказал я. – Озер больше, а так все верно, вроде бы. Только…

– Что? – заволновался писатель.

– Я не знаю… Просто я никогда не воспринимал это… так плоско. У меня этот…

– Почему плоско?

– Да не обращай внимания. У меня этот… топографический идиотизм.

Виктор рассмеялся.

– Это ты сам придумал? – спросил он. – Топографический идиотизм! Надо же…

– Это доктор мне объяснил. Понимаешь, я и тогда не очень в картах разбирался. Меня к нему прикрепили, потому что я в лесу постоянно терялся. После контузии.

Я постучал пальцем по голове.

– Ясно. Но мне кажется, что карта как раз то, что надо. Читатель как раз и должен представлять все со стороны. Так нагляднее. Как ты думаешь, неплохо ведь?

– Наверное, неплохо, – согласился я. – Надо еще про «Убей немца» написать. Он ведь ее наизусть знал. И про «Таню», наверное.

– «Таню»? – переспросил писатель.

– Это про Зою Космодемьянскую, – объяснил я. – Когда статья вышла, еще не знали, как ее на самом деле зовут.

– Вы читали про Зою? – удивился Виктор.

– Нет. Но могли и прочитать. Просто к нам не все газеты доходили. Самолеты же не каждый раз долетали. Ему бы понравилось про Зою.

Писатель задумался.

– Про Космодемьянскую, наверное, действительно можно. Это интересно. Он «Убей немца» точно наизусть знал?

– «…Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца…»

– Понятно, – остановил меня Виктор.

– Ее все знали, он тоже.