Облачный полк

Мне эта история совсем не нравилась. Особенно когда Саныч стал про корову рассказывать. Как-то эта история очень сочеталась с этой холодной избой, с брошенной деревней, с воющим ветром снаружи. Они звучали на одной струне, и я почувствовал, как у меня побежали мурашки, но не по спине – она была прижата к печке, – а по животу, под кирпичом.

Саныч продолжал:

– …Колокольчики висят, причем серебряные, звонкие такие. А вокруг коровы девушки – ведут эту корову, песни поют. Мужики тоже рядом, наряжены все красиво, веселые. Ну, дед тоже пошел со всеми. В голове у него закружилось так, от сура, наверное. Прошли через деревню – и в лес. И песню запели, но без слов как бы. То есть поют что-то, но что, непонятно, слова все незнакомые. И на разные лады все это развывается – а-а-у-у-е-е, поют и поют, дед чувствует – голова как-то кружится от этого, и на душе радостно-радостно…

Саныч поменял кирпич, я тоже поменял – приложил к солнечному сплетению, тепло потекло по организму.

– Вот они идут по лесу, поют, корову ведут. Колокольчики кругом звенят, дудки гундят. И слышит дед, что дудки эти гундят все громче и громче, навзрыд уже как-то. Потом бац – озеро, не очень большое, берега болотистые, кустарником мелким заросшие. И все к этому озеру, к воде. Подошли поближе. Тут трубы зажужжали совсем уж громко, аж уши заболели. Долго гудели, дед никак не мог понять, зачем… А потом понял. Вода заволновалась, и из воды что-то полезло…

Саныч заворочался, устраиваясь поудобнее.

– Оно как раз. Такая тварь, вроде как огромный крокодил, но голова на самом деле похожа на лошадиную, дед говорил, что уши виднелись. Местные его Глотом звали. Так вот, этот Глот выполз на берег, растопырился и пасть раззявил. А корова чуть ли не сама в эту пасть полезла. А он ее в два прикуса слопал, посмотрел-посмотрел и обратно в озеро нырнул. А дед вдруг смотрит – вечер уже, день пролетел, а он и не заметил. А куда вечером в лес пойдешь? Некуда. Решил дед переночевать еще одну ночь и с первым светом бежать уже. Лег, а уснуть совсем не может – страшно, все кажется, что сейчас придут. Так и промаялся, только под утро задремал. А как проснулся с утра, так и услышал – опять поют. И колокольчики звенят громко-громко. Собрался дед уходить, а его не пускают, говорят ему: «Погоди, не спеши, у нас сегодня самый праздник начинается». Дед согласился, вроде как. Ему снова пива принесли, только чашка больше оказалась. Дед решил отказаться, однако не получилось – за ним наблюдали. Он выпил сур, а потом в нужник отошел и потихонечку все выблевал. И снова все к озеру пошли, только никакой коровы больше не было, девушка была. Волосы длинные, красивые, а в них ленты шелковые вплетены. Девушка улыбнулась и взяла деда за руку. А потом раз – и к деду колокольчик привесили, а другие девушки стали его украшать лентами. Тут он все окончательно и понял…

Я почему-то все это очень ясно представил, точно сам там был: лес, весна почему-то, люди в белых длинных рубахах, звон, и из озера ползет древняя крокодилья тварь, питающаяся коровами, а раз в год…

– Так вот, дед понял, к чему дело идет, перепугался, конечно, но вида не подал. Улыбается, девушку за руку держит и к озеру идет. Все как вчера стало происходить – завыли трубы, Глот из воды полез уже сразу с разинутой пастью, а дед раз – и вдоль озера…

– Убежал? – спросил я.

– Конечно, убежал. Три дня по лесу пробирался.

– Ты же говорил, что здесь недалеко? – перебил я.

– Недалеко, точно. Просто тут это… Водит немного.

– Водит? – не понял я.

– Ага. Люди часто блудятся. Лес, болото, поляны заросшие, все друг на друге – легко запутаться. Дороги-то, может, на три часа, а люди сутками бродят. Так что когда дед все это рассказал, никто особо не удивился. Про деревню эту проклятую многие знали и в этих местах никогда не селились. А после революции здесь торфозаготовителей поставили, в чудовищ-то никто уже не верил. Стали торф грабить…

Саныч замолчал, мне показалось, что он уснул, засопел даже.

– Чертовщина здесь стала всякая происходить, – сказал Саныч. – То болезни странные – утром человек заболеет, вечером уже умирает, то пропадают в лесу бесследно, то с ума сходят. Думали, что от торфяного газа все приключается, ученые из Новгорода приезжали проверять. Газа не нашли, огненных ям тоже – некуда людям проваливаться, негде исчезать, зверья опасного тоже вроде нет… Вредители, думали, мешают. Но до границы не так уж и близко, торф особо в промышленности не применялся, вредить толку нет, а народ мрет и мрет. Как все вымерли, так все и закрыли. А поселок остался. Летом яблоки тут просто медовые, только не собирают их.

– Почему?

– А… – Саныч поежился, на пузе грохотнули кирпичи. – Нехорошо с этими яблоками… Предрассудки, конечно, но тут у нас леса, тут без предрассудков никак. Так что здесь без надобности никто, конечно, не останавливается…

– А фашисты?

– Фашисты тоже чуют, не лезут. Ладно, давай спать. – Саныч зевнул. – Утром со светом выйдем, если повезет, послезавтра дома будем. Мать обрадуется, в бане помоемся… Такие вот чудовища.