Облачный полк

Саныч подправил блесну, бросил ее в лунку. Я тоже опустил. Железная рыбка полетела вниз, в темноту, в яму, в которой ее уже поджидали озверевшие за зиму окуни; я заглянул в воду и поймал ее бронзовый отблеск.

Продолжили ловить. Рыба хватала исправно: едва блесна натягивала леску и я делал первое движение, как следовал удар, я подсекал и тянул окуня к свету. Он сопротивлялся, рвался в разные стороны, но я уже знал, как с ним себя вести, – спуску не давал, и через минуту после поклевки в лунке появлялась хищная зубатая морда.

Странно, но интерес к ловле не пропал совсем, наоборот даже: чем больше я добывал из-подо льда красноперых зеленых хищников, тем большую радость я испытывал. Сначала я думал, что это все от жадности. Ведь мы рыбачили не просто ради удовольствия, мы пополняли запасы – рыба должна была помочь семье Саныча дотянуть до лета. Но почти сразу я понял, что дело не только в запасах. Они, конечно, очень важны, однако не это главное. И не азарт – мне совсем не хотелось обойти Саныча по количеству выловленной рыбы… Просто…

Я никак не мог понять. Тупое вроде бы занятие, но что-то в нем… Первобытное что-то. В голове совсем никаких мыслей. Звон, разлитый в зиме, как-то сам собой соединился со звоном в моей голове, мои мысли обратились в морозный песок.

Горки рыбы вокруг наших ящиков росли, Саныч выглядел довольным. Мы наудили уже килограммов по пять, а то и больше, но останавливаться Саныч явно не собирался – он подсекал, и выуживал, и снова подсекал, каждый раз хмыкая и сплевывая в сторону.

Я тоже увлекся и потерялся, подсекал и вываживал, и когда на крючок никто не сел, я удивился. Я несколько раз дернул удильником, но поклевки не последовало. Поглядел на Саныча: он энергично работал удочкой – и ничего.

Рыба исчезла.

– Всю, что ли, выловили? – спросил я.

– Не, что ты, всю не выловить. Похоже…

Саныч наклонил голову ко льду, выставил из-под шапки красное ухо и прислушался. Я тоже прислушался, но Саныч сделал мне жест рукой, чтобы я тряс удильником помедленнее.

– Окуни разбежались, – прошептал Саныч. – Понимаешь?

Я помотал головой.

– Кто-то покрупнее приплыл!

– Щука?

Саныч пожал плечами. Я затаил дыхание и почувствовал, как из неизвестной глубины поднимается рыбина. Обязательно похожая на акулу, с длинной острой мордой, с зубами и пятнистой золотой чешуей. Длинная, как бревно, с немигающими черными глазами, с широким хвостом, продвигаемая сквозь толщу воды призрачными движениями грудных плавников. Рыба. Щуки вроде как вырастают до огромных размеров. Одна женщина мыла в реке посуду, и щука откусила ей руку по локоть; правда, это Саныч рассказывал, может, и врал. Но все равно, рыбалка приобрела новое качество: я вдруг подумал, что теперь не только мы охотники, теперь и на нас тоже вдруг охотятся, что лед может лопнуть, на воздух покажется пасть, клыкастая щучья голова, рыбина ухватит меня за ногу и потянет в воду.

– Держи удочку крепче, – посоветовал Саныч. – Только на руку не наматывай, а то если схватит, кожу сорвет. Вообще, хорошую щуку взять совсем неплохо, пожарили бы…

Но щука не шла. Саныч менял игру, опускал блесну к самому дну и поднимал к поверхности, колдовал удильником, совсем как дирижер в клубе, но рыба взаимностью не отвечала.

Я стал подражать ему, но успехов особых не добился – блесна бессмысленно болталась, переваливалась под водой, как дохлая. К тому же у меня с непривычки заболело запястье на правой руке, боль возникла тупая, она отдавалась в пальцы и выше, в локоть. Поэтому я положил удочку на лед и стал разминать кисть, сжимая и разжимая кулак.

По коже забегали колючие искры, я сунул ладонь в снег, стряхнул, взял удочку. Блесна застряла. Потянул осторожно. Леска натянулась.

– Зацеп, – сказал я. – Там коряги, наверное.

– Тихо… – еле слышно сказал Саныч. – Тихо! Это она…

Саныч осторожно приблизился к моей лунке, отобрал удочку у меня, подергал.

– Не, не зацеп, – Саныч улыбнулся. – Зацеп я сразу определяю – он глухой. Это рыба. Блесну схватила – и на дно. Сейчас мы ее рассердим…

Саныч принялся мелко дергать удильником. Я на всякий случай взял пешню – если щука появится, хорошенько треснуть ее по башке. Но рыба не двигалась.

– Сидит, зараза, – Саныч топнул по льду. – Кто кого, значит, решила… Ладно, сама, дура, напросилась.

Саныч перехватил удочку покрепче и стал прыгать на льду вокруг лунки.

Ничего.

Попрыгал-попрыгал, остановился, подергал.

– Забавно…

Саныч сел на лед.

– Гранату бы… – сказал я.

– Гранату нельзя, – пробормотал Саныч. – Лед поломает… ладно, ладно…

Саныч набрал воздуха, наклонился над лункой и крикнул в воду. Это неожиданно подействовало – леска натянулась. Саныч вскочил на ноги и тут же свалился обратно: его руку быстро втянуло в лунку по плечо.

Саныч покраснел. На лице у него возникло веселое и удивленное выражение, такого развития событий он явно не ожидал. Я зачем-то схватил его за ногу – испугался, что сейчас лед треснет и Саныча втянет под него. От этого мне стало смешно, что потом в учебниках напишут: героя-партизана утащила на дно огромная щука.