Обладать

– Честно скажу, не доводилось мне такой дивной вещицы встречать – хотя могу поручиться, она из мастерской Исаака Гринберга, – помню, видела я на Великой выставке одну из его брошей с изображением камней и кораллов, но чтоб с кораллами была ещё русалка, русалка с зеркальцем!.. Откуда она у вас, сударыня?

– Кажется, в таких случаях говорят – семейное достояние. Я нашла её в шкатулке для пуговиц, я тогда была маленькой девочкой – у нас была огромная шкатулка с разными полезными мелочами: пуговицами, пряжками, безделушками, – там я её и отыскала. В моей семье, по-моему, эту брошь никто особо не жаловал. Мама про неё говорила – викторианская дребедень. Она ведь и правда викторианская? Я её полюбила, потому что она напоминала мне Русалочку Андерсена. – Мод повернулась к Роланду и тихо прибавила: – А потом я её стала про себя, в шутку, называть Волшебница Мелюзина.

– Насчёт того, что викторианская, даже и не сомневайтесь. Я бы даже точней сказала: она появилась раньше тысяча восемьсот шестьдесят первого года, то бишь раньше смерти принца-консорта. До той поры чаще делали вещи с весёлым мотивом… хотя печальных было всегда больше… Нет, вы только посмотрите – волосы спадают волною, как всамделишные, а на хвосте-то плавнички – крошечные, ан настоящие. Каково было у людей мастерство! Теперь уж таких искусных мастеров на всём белом свете не сыщешь. Ушло да позабылось…

До этого Роланд никогда внимательно не приглядывался к броши Мод. На броши действительно вырезана русалочка, сидящая на камне, блестящие черные плечи выступают сильнее всего, затем наверное, чтобы маленькие груди скромно спрятались и мастеру не пришлось их изображать. Волосы змеисто спадают по спине, хвост обвился вокруг камня. Всё это обрамлялось тем, что прежде казалось Роланду плетением из прутиков, но теперь, глядя глазами увлечённой хозяйки магазина, он понимал, что это ветви кораллов. Роланд сказал Мод:

– А мне кажется, вы частично унаследовали внешность Кристабель…

– Я знаю. Странно. Я имею в виду, брошь всегда была у нас дома, лежала в шкатулке. Мне в голову не приходило задуматься, откуда она родом. А здесь, в этом магазине, она выглядит совсем по-иному. Среди других янтарей… Вдруг моя шутка насчёт того, что это Мелюзина… вдруг это…

– Вдруг это шутка Падуба?

– Даже если и так, – Мод лихорадочно размышляла, – даже если и так, то отсюда не следует, что она была здесь с ним. Мы только можем предположить, что он купил броши двум женщинам одновременно…

– Да и то не наверняка. Ведь она могла купить брошь сама.

– Могла, если была здесь.

– Или где-нибудь ещё, где их продавали…

– Вы должны беречь это ваше украшение! – напутствовала старушка Мод. – Вещь редкостная, точно вам говорю. – Она повернулась к Роланду: – Ну так как, сударь, покупаете брошку с языком цветов? Уж как бы она пошла к русалочке в пару…

– Я возьму «брошь дружбы», – поспешно проговорила Мод. – Для Леоноры.

Роланду мучительно захотелось заполучить хоть что-нибудь из этого здешнего странно-притягательного, сажисто-чёрного вещества, которого Падуб касался руками и о котором слагал стихи. Приобретать затейливую брошь с цветами, честно говоря, не улыбалось – подарить будет некому – подобные вещи не в духе Вэл, ни в старом её стиле, ни в новом. Наконец он нашёл, в зелёной стеклянной чаше на прилавке, горку разрозненных бусин и кусочков янтаря ценою по 75 пенсов за штуку и отобрал себе из них небольшую кучку самых разных – шариков, плоских овалов и шестиугольников, особенно ему приглянулась одна маленькая атласно-чёрная «подушечка».

– Бусинки личных невзгод! – объяснил Роланд своей спутнице. – На душе у меня неспокойно.

– Это заметно.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Я слышал, женщины изменчивы: но ты

В своей изменчивости столь же постоянна,

Как нить спокойная реки, что, от истока

Стремимая к порогу и к паденью

В объятья неподвижных берегов,

Единой остаётся, обновленна,

Подвижна вечно, каплями ж бессчетна.

Ты – и за то любима мной – та сила,

Что формы движет, сохраняя формы.

Р. Г. Падуб, «Аск – Эмбле». Послание XIII

Дорогая моя Эллен.