— Ты можешь войти, — говорю я, не потрудившись обернуться и посмотреть, кто это.
В этом нет необходимости; я знаю, что это Уолт.
Он тихо входит и садится позади меня на кровать. Матрас прогибается под его весом, а затем он кладет руку мне на бедро и что-то протягивает мне.
Мое обручальное кольцо мерцает в свете, проникающем через окно.
— Я помыл его, — обещает он.
Почему это заставляет меня плакать еще сильнее, остается полной загадкой. Я перекатываюсь вперед и утыкаюсь лицом в подушку, пытаясь скрыть слезы.
Его рука скользит вверх по моему позвоночнику и опускается на мою шею, чтобы он мог водить большим пальцем взад и вперед, успокаивая меня. В конце концов, он кладет руку мне на плечо, мягко перекатывая меня на спину. Я не могу смотреть на него, даже когда он наклоняется надо мной. Мое внимание приковано к потолку.
— Пожалуйста, не плачь, — говорит он так, как будто это ему больно.
— Я не плачу, — вру я с плохо скрываемым всхлипом.
— Теперь они ушли, — говорит он, беря меня за левую руку, чтобы он мог надеть кольцо обратно на мой палец. Я чувствую себя намного лучше, когда оно снова на месте.
Я благодарю его, а затем жду, когда он встанет и уйдет. Он выполнил свой долг и проверил меня. Я не ожидаю, что он задержится надолго.
Вместо этого он остается на месте, ожидая, пока я наберусь смелости встретиться с ним взглядом. Когда я это делаю, он грустно улыбается, ямочки на его щеках едва заметны.
— Если это поможет, я тоже не люблю свою семью.
Я хихикаю и качаю головой.
— О, да? Тогда ты можешь сказать мне, что я должна теперь делать?
— Я уверен, что все это пройдет через несколько дней.
Мой желудок сжимается от мимолетного гнева.
— А что, если я этого не хочу? Что, если я устала от их дерьма?
— Тогда ты должна двигаться дальше.
Я смаргиваю слезы.
— Почему это тебя так печалит? — спрашивает он, нахмурив брови. — Очевидно, как сильно они причиняют тебе боль.
Я пощелкиваю челюстью, пытаясь придумать объяснение получше, чем правда.
Уолт обхватывает мою щеку и вытирает мои слезы подушечкой большого пальца. Успокоив дыхание, я смотрю ему прямо в глаза и объясняю, что без них у меня никого нет.
Он задумчиво молчит, а потом произносит:
— Что ж, тогда нам придется найти тебе друга.
Я не могу удержаться от смеха над абсурдностью его ответа.
— Мы дадим объявление в газету, — продолжает он.
— Уолт, — стону я, пытаясь вырваться из его хватки.
— Хорошо, тогда мы купим тебе щенка.
— Я говорю серьезно.
Я протягиваю руку, чтобы попытаться оттолкнуть его, но вместо этого он притягивает мою руку к своей груди и сильнее прижимает ее к своему сердцу, чтобы я могла почувствовать его биение.
— Я тоже.
Его взгляд умоляет меня понять причину.
В этот момент настроение в комнате меняется, когда он крепко и заботливо сжимает мою руку.
Теперь я понимаю, что он пытается заставить меня увидеть. То, что он слишком боится мне сказать.
Глава 21
Мои губы приоткрываются, и надежда наполняет меня, как гелий наполняет воздушный шар. Воздух между нами наполнен невысказанными словами. Мой взгляд падает на его губы, и я наклоняюсь вперед, отрываясь от подушки, мой подбородок лишь слегка приподнимается. Все это вдруг кажется таким простым. Мы вдвоем вместе.
Если он не наклонится, это сделаю я.
Или я бы…
Если бы я вдруг не вспомнила ту ночь, когда поцеловала его в галерее у входа, ночь, которая была так похожа на эту. Тогда он отвернулся от меня, и думать о его отпоре до сих пор больно, даже сейчас.
Я поджимаю губы и отвожу взгляд.
Уолт замечает мое отступление и отпускает меня, пытаясь встать. Он желает мне спокойной ночи, выходя за дверь, а я смотрю на него в своей темной комнате, желая, чтобы между нами все было по-другому.
Чтобы он меня хотел.
Утром он — первое, о чем я думаю. Я отбрасываю одеяла в сторону и спешу на кухню, горя желанием увидеть его. Я хотела бы поблагодарить его за вчерашний вечер. Он был неожиданным источником доброты в трудный день.
Я готовлю себе завтрак и кофе и сажусь за стол, медленно ем, каждые пять секунд бросая взгляд на дверь, только чтобы понять, загружая посуду в посудомоечную машину, что он уже ушел на весь день. Его пустая кофейная чашка, перевернутая вверх дном на верхней полке, — тому доказательство.
Я также не вижу его в тот вечер.
Я отмахиваюсь от этого как от аномалии, но проходит еще один день, а он все еще остается тенью в квартире. Я знаю, что он был дома, только потому, что к тому времени, как я просыпаюсь утром, в посудомоечную машину загружается другая кофейная чашка. На этот раз его айпад тоже лежит на кухонном островке. Должно быть, он просыпается и уходит на работу ни свет ни заря и остается там до позднего вечера. Я помню кое-что, что он сказал в ночь сбора средств о том, чтобы держаться на расстоянии и стараться не вторгаться в мое личное пространство.
Я думаю, он снова это делает, и мне это не нравится.
Как бы абсурдно это ни звучало, я начинаю скучать по нему.
Скучаю по нему!
По такому человеку, как Уолт!
Я сама с трудом в это верю.