Мне не требуется много времени, чтобы собрать свои вещи. Я оставляю прекрасное платье со сбора средств и все другие вещи, которые я купила, которые были необходимы только для этой новой жизни с Уолтом. Моя старая одежда прекрасно помещается в моем старом чемодане. К сожалению, именно мое искусство будет труднее всего транспортировать. Я могу достаточно легко упаковать свои принадлежности в картонные коробки, но мои холсты для Надежды представляют собой особую проблему.
Я звоню ей и рассказываю о ситуации. Я не вдаюсь в мельчайшие подробности о том, почему я переношу свои работы из квартиры Уолта, просто говорю, что это так. Именно ей пришла в голову идея перенести их в нью-йоркскую штаб-квартиру Штейн Галереи. На самом деле, она находит мне помощь в виде команды из трех парней. Они приходят в квартиру к 10:30 утра, чтобы помочь упаковать мои картины с осторожностью, чтобы они не повредились при транспортировке.
Террелл в вестибюле, когда я спускаюсь с ними, чтобы помочь погрузить мои вещи в кузов их фургона.
— Что это все? — спрашивает он, глядя на плоские деревянные ящики, защищающие каждое из моих полотен.
— Мое искусство. — Я улыбаюсь.
Его брови взлетают вверх.
— Ого! Это круто. Жаль, что я не смог увидеть кое-что из этого до того, как вы упаковали это в коробку.
Позже, после того, как я заканчиваю собирать последние вещи из квартиры Уолта, я беру лист бумаги для принтера из офиса Уолта и делаю набросок Террелла по памяти, добавив небольшую записку с благодарностью для него внизу страницы.
Он уже у двери, когда я ставлю свои чемоданы в вестибюле.
— Отправляетесь в путешествие? — спрашивает он с нежной улыбкой.
— Да, — вру я, беспокоясь, что если я посвящу его в то, что я на самом деле делаю, он может вовлечь Уолта.
— Когда вы вернетесь?
— О, я не уверена. — Я протягиваю ему листок бумаги. — Но это для тебя. За то, что помог загружать те коробки раньше.
Он смотрит на рисунок, который я протягиваю ему, и улыбается от уха до уха.
— Что?! Выглядит точь-в-точь как я! Но как вы это сделали? — он изумленно смеется. — Это безумие.
Он аккуратно складывает его и демонстративно засовывает в передний нагрудный карман форменной куртки. Затем он похлопывает по нему ладонью для сохранности.
— Я оставлю это здесь, при себе, — говорит он, придерживая для меня дверь. — Мне вызвать такси?
Я оглядываю улицу, понимая, что совершенно не представляю, куда иду.
— Нет, все в порядке. Я дойду.
Он кивает и направляется обратно в вестибюль, спеша помочь другому жильцу.
Не имея привязки к определенному району города, я решаю остановиться в бюджетном отеле в Мидтаун-Ист, чтобы в любое удобное для меня время я могла дойти до МоМА пешком.
Мой гостиничный номер находится на десятом этаже, тихий и наполненный затхлым воздухом. Кровать скрипит, когда я сажусь на край, и даже с раздвинутыми шторами естественного света почти нет, так как окно выходит на кирпичное здание по соседству.
Несколько минут, пока я сижу там, я чувствую себя бесцельно. От беспокойства у меня туго сжимается желудок. Я напоминаю себе, что уже бывала здесь раньше, одна в Нью-Йорке, но это не помогает. Я уже скучаю по Уолту.
Я занимаю себя тем, что сосредотачиваюсь на последней картине, которую мне нужно закончить для моей коллекции. Трудно создать рабочую студию в отеле, особенно учитывая, что мне пришлось оставить свой мольберт у Уолта. Я подтаскиваю маленький столик к окну и набрасываю на него полотенце, чтобы он не запачкался.
Я расстегиваю молнию на своем чемодане, набитом художественными принадлежностями, и начинаю раскладывать нужные мне предметы, занимая свой мозг повседневными делами в надежде, что он перестанет возвращаться к мыслям об Уолте.
После обеда он звонит.
Я смотрю на его имя на экране моего телефона, и мое сердце колотится от предвкушения и страха. Мои пальцы покрыты пастельной пылью. Я не смогла бы ответить на него, даже если бы захотела.
Я смотрю на свой телефон, пока он не перестает звонить, а затем экран становится черным. Ни голосовой почты, ни текстовых сообщений. Я почти могу убедить себя, что он вообще никогда не звонил.
Позже, когда я ем салат из супермаркета дальше по улице и просматриваю плохие фильмы по телевизору, мне звонит Надежда.
— Привет. Хорошие новости: твои работы прибыли в галерею в целости и сохранности. Я открыла несколько ящиков, чтобы все осмотреть, и… Элизабет, все хорошо. Лучше, чем я думала, хотя пусть это тебя не обижает.
Мое сердце трепещет в груди, пробуждаясь к жизни.
— Что это значит? Ты действительно покажешь их в парижской галерее?