Наступило молчание. (Поначалу Мод читала матовым голосом, ясно и без выражения, но под конец прорвалось еле сдерживаемое чувство.)
– Опана! – раздался в тишине голос Леоноры.
– Я знал, что это нечто
Гильдебранд таращился, ничего пока не понимая.
– К сожалению, – сказал Эван, – незаконные дети в те времена не имели наследных прав. Иначе б вы, Мод, в одночасье стали владелицей огромного множества документов. Я
Аспидс обратился к Мод:
– Как всё-таки удивительно, вы оказались потомицей их обоих – и как это дивно и странно, что вы в научных поисках постоянно ходили вокруг мифа вашей родословной, верней, вокруг правды!
Все смотрели на Мод. Мод не сводила глаз с фотографии:
– Я видела раньше эту карточку. У нас дома. Моя прапрабабка…
В глазах Беатрисы сверкнули слёзы, сверкнули и покатились по щекам. Мод протянула ей руку:
– Ну что вы, Беатриса, дорогая…
– Простите, я так глупо плачу… Но ужасная мысль… Он ведь так никогда и не прочёл этого письма?.. Она написала всё это в никуда. Ждала, наверное, ответа… а ответа и быть не могло…
– Да, вы же знаете, какая была Эллен. – Мод вздохнула. – Но… как вы думаете, почему она положила письмо Кристабель в этот ларчик вместе со своими любовными письмами?
– И волосы, волосы! – воскликнула Леонора. – Там ведь, кроме браслета из их волос, ещё и косица белокурая! Волосы Кристабель, не иначе!
– Наверное, она не знала, как поступить, – сказала Беатриса. –
– Для Мод! – сказал Аспидс. – Как теперь выясняется. Она сохранила всё это для Мод!
Мод сидела без кровинки, по-прежнему не сводя глаз с фотокарточки, сжимая в руке письмо, и говорила тихо:
– Не могу думать в таком состоянии. Надо выспаться. Сил не осталось. Давайте всё обсудим утром. Даже не знаю, отчего это так на меня подействовало. – Повернулась к Роланду. – Найди, пожалуйста, комнату, где можно лечь спать. Все бумаги нужно пока передать на хранение профессору Аспидсу. А фотографию… можно я её немного подержу, только сегодня?..
Роланд и Мод сидели рядом на краешке кровати под балдахином, украшенным узором золотых лилий в стиле Уильяма Морриса. При свете свечи в серебряном подсвечнике они вглядывались в свадебный снимок Майи. Они старались разобрать детали, их головы – тёмная и бледнокудрая – склонялись всё ниже, приближались одна к другой. Они слышали запах волос друг друга: сложный запах бури, грозы, дождя, потревоженной глины, переломанных веток, летучей листвы… а ещё подо всем этим человечий тёплый запах, не похожий на твой собственный.
Майя Бейли смотрела на них, улыбаясь безмятежно. Они узнавали в ней девочку, о которой писала Кристабель в письме к Падубу, – сквозь древнюю лоснистость карточки, сквозь разводы серебра им открывалось лицо, отмеченное счастьем и уверенностью: Майя с какой-то лёгкостью несла на голове свой тяжёлый венок, свадьба была для неё не церемонией, а простым, радостным и волнующим событием.
– Она похожа на Кристабель, – сказала Мод. – Трудно этого не заметить.
– Она похожа на тебя, – сказал Роланд и прибавил: – И на Рандольфа Падуба тоже. Шириной лба. Шириной рта. И ещё вот этим, кончиками бровей.
– Значит, я похожа на Падуба.
Роланд бережно потрогал её лицо:
– Раньше я бы, может, и не заметил. Но это так. В вас есть общее. Вот здесь, в уголках бровей, в линии рта. Теперь я это разглядел и уж никогда не забуду.
– Мне как-то не по себе. В этом что-то неестественно
– С предками всегда так бывает. Даже с самыми скромными. Если посчастливится узнать их покороче.
Он погладил её влажные волосы, ласково, чуть рассеянно.
– Что теперь будет? – спросила Мод.
– В каком смысле?
– Что нас ждёт?
–
– Я думала, мы будем работать с письмами вместе… Было бы славно.
– Очень великодушное предложение. Но к чему? Главной фигурой в этом романе оказалась ты. А я… я и проник-то в сюжет самым что ни на есть воровским способом. Но зато я многое узнал.
– И что ж ты узнал?
– Ну… всякие важные вещи. От Падуба и от Вико. Насчёт языка поэзии. Я ведь… мне надо будет кое-что написать.
– Ты словно на меня злишься. Почему это вдруг?