Обладатель

– Не скромничайте, не скромничайте, Иван Фёдорович… Тем более что мы уже приехали и вы скоро узнаете, сколько вам на роду написано в тюрьме сидеть…

"Опять началось давление! Но какое же счастье, что я оставил сигвигатор у Ольги! – думал Иван, и тут же сам в этом сомневался: – А может наоборот? Стоило бы отдать это таинственное устройство, за которым тянется странный шлейф из убиенных людей? Или не всегда людей? Скорей всего Безголовый, ну никак не мог быть человеком… А может, простым человеком?.."

Здание оказалось восьмиэтажным, серым, незнакомым и невзрачным с виду. Район только и был знаком нахождением неподалёку гостиницы "Советская". И только въехав во внутренний, вместительный двор, да заметив въезды в подземные гаражи, посетитель или гость мог понять, что здание не приспособлено для проживания российского обывателя. Посты, вооружённая автоматами охрана, стальные двери с прозрачными бронированными окошками, всё сразу настраивало на серьёзность, некоторое уныние и на возможные, скорей всего неприятные изменения в судьбе.

И трудно было спрогнозировать эти изменения, избежать их, или хотя бы в нужном месте постелить соломки. Оставалось только и надеяться, что на свою сообразительность, да на заранее продуманные оправдания.

Глава девятнадцатая ДОПРОСЫ

Раз наручники не надели – это уже хороший знак. По крайней мере, так считают многие арестованные. А вот два каких-то молодых бойца, сразу забравшие человека из рук майора, сильно настораживали. Они молчали сами, и запрещали Ивану задавать какие-либо вопросы. Поэтому пока его вели по длинным и унылым коридорам, на арестанта навалилась жуткая тоска. Причём связано это было именно с той девушкой, которую он только недавно оставил в её квартире. Не то, чтобы он влюбился или размечтался о её ответной любви, до сих пор Иван вполне реально смотрел на вещи, и считал что случившееся этой ночью, не более чем блажь знаменитой и разбалованной вседозволенностью артистки. Как бы она не вызывала доверие, и как бы не было лестно примерять на себя её пылкие чувства, прекрасно осознавалось: пройдёт неделя, максимум месяц и в любом случае Ольга Карловна Фаншель рассмотрит, кто есть кто и потянется к более солидным и престижным мужчинам.

Добивало сознание того, что он не сможет выполнить обещание и вернуться в обещанный срок. Уже прошло больше часа, как он вышел из дома, а допрос так и не начался. И хуже всего, что ему скорей всего не дадут никуда позвонить. Это лишь на западе подозреваемым лицам и телефон подадут, и кофе с сигаретой угостят. Мало того, сам номер мобильного телефона, который дала девушка, никак не желал всплывать в памяти. Да и как его было запомнить, один раз введя в список, а второй пробормотав вслух, проверяя, нет ли ошибки? Скорей всего и выловленный из грязи мобиль, окажется окончательно испорчен. Не настолько он крут и герметичен.

А значит, Ольга однозначно подумает, что Загралов попросту сбежал. Причём причины для своего побега он сам ей описывал в огромном количестве. У неё появится весомый повод для презрения, повод обозвать его лгуном. Обидно!

"Надо стараться в любом случае выпросить один звонок! – вращалась в мозгу назойливая мысль. – Только кому звонить? Я ни телефона Базальта не помню, ни Елены, ни Кракена! О! Разве что попробовать на охрану дома, непосредственно по адресу! Если уговорю, номер отыскать не сложно. И уж мои слова Ольге Карловне передадут обязательно!"

Действительность спутала все карты и обломала последние надежды. Арестанта ввели не просто в комнату для допросов, а в место, где проводят тщательнейший обыск. Голый стол, три лампочки над головой и массивный детина, явно ещё сегодня не завтракавший, а потому выглядевший пострашней крокодила. Поняв, что его принуждают раздеться догола, арестованный сделал попытку возмутиться:

– А на каком основании?! – за что и получил несильный удар под дых, и равнодушную просьбу от детины:

– Не нервируй меня, хорошо? – и пока пытался отдышаться, конвоиры помогли стащить большую часть одежды. Уже голому посветили фонариком в рот, прощупали волосы и, выдав нечто серое в тюке, пахнущее хлоркой, дымом и сыростью, приказали:

– Одевайся!

Дальше тоже церемониться не стали, отведя в соседнюю, одиночную камеру, в которой только и были что жесткие нары с грязным одеялом.

– А почему сюда?! – сразу на пороге он упёрся в косяки. – Меня привезли на беседу! – удар по почкам и толчок в спину показали ясно: не на беседу, а на допрос. Ещё и конвоир противным скрипучим голосом добавил, перед тем как закрыть дверь:

– Вести себя тихо. В случае нужды стучать деликатно.

Минут пять он стоял в полной прострации. Никак не мог осознать, как и за какие грехи он оказался в этом маленькой комнатушке без единого окошка. Да с ним так даже во время предварительного следствия в изоляторе не обращались! А уж о таком постыдном и унизительном обыске только и приходилось что слышать. Да здесь не просто расстрелом будут угрожать, а чем пострашнее! Например сначала пожизненная каторга, а потом расстрел. Или наоборот…