Обладатель-сороковник

На этот раз стала бунтовать самая старшая приёмная дочь, которой уже исполнилось шестнадцать с половиной лет и которую срочно следовало определить на обучение. Звали её по паспорту Арина, хотя сама она упорно требовала называть себя Эшель и ни на какое иное имя не отзывалась. Считалась умной, необычайно развитой в точных науках, посредственной в гуманитарных и большой затейницей во время игр и забав. Вот только одна проблема в ней просматривалась: уж больно невысокого роста. Вроде всё симметрично развивается в теле, и стройность в наличии, и грудь приятная вперёд выступает, а вот росточек в метр пятьдесят шесть всё портит. В том числе и ухудшает упаднические настроения Эшель-Арины. И когда она узнала, куда её стараются пропихнуть в обход всех правил приёма и даже без вступительных экзаменов, решительно заявила:

– Ни за что туда не пойду! Не хочу быть посмешищем!

И что только приёмные родители не делали, как ни уговаривали – ни в какую! Упёртая девка! К тому же ещё и ведьма. И всё бы ладно, если бы время для уговоров имелось, а так сроки поджимали, начало первого курса на носу, надо и показаться на месте, и познакомиться, и комнату в общежитии получить.

Еще один негативный аспект имелся, чисто семейный, воспитательный. Все остальные приёмные дочери затаились, заняв выжидательную позицию. Словно решали: «…Получится у старшенькой сестрицы свои права качать, то и мы поступим так же! Ведь обещали нам полную свободу выбора! Теперь пусть слово держат!»

Поэтому заявившийся в особняк Иван, прежде чем войти в комнату к Эшель, сразу обратился к родителям:

– Может, вместо меня следует Заришу пригласить? Уж она строже, чем я.

– Во-первых, веддана слишком строгая, – возразила мать. – Ругает их порой слишком громко, ещё и ногами в гневе топает. Правда, малышки её не сильно-то и боятся почему-то… Ну а во-вторых, она теперь только за выполнением ведьмовской учёбы следит. Про всё остальное утверждает, что человек свою судьбу сам выбирает. Как постелет себе, так и спать будет. То есть, наоборот, нам весь воспитательный процесс портит. Поэтому лишь на тебя и осталась надежда.

Пришлось идти, разбираться. Ну и услышав первый же вопрос, девушка не стала отмалчиваться, сама пошла в атаку на брата:

– Да ты только вдумайся, куда вы меня учиться проталкиваете: МГИМО! Да там любой студент другого краше и девицы хоть на подиум каждую выводи. А я среди них не то что гадким утёнком стану, а вообще пигмеем примутся обзывать, пальцами вслед тыкать и ржать как кони при моём появлении.

– Да не обращай внимания, будь морально выше этого…

– А чем это я их выше? Если меня оформляют туда вне всяких отборочных экзаменов, вопреки всем правилам и положениям? Да мне стыдно будет им в глаза посмотреть!

– Нашла чем терзаться. Да там большинство по такому отбору прошло, за денежки своих папочек и мамочек…

– А я вообще приёмный ребёнок, что обо мне подумают?! Только слово плохое услышу в свой адрес – со стыда умру!

Действительно, с её моральной травмой надо было проводить внушение осторожнее. В прошлой семье отчим чуть ли не насиловал девушку, изводя её за сопротивление и отказ голодом и даже побоями. К тому же подлец и в самом деле считался весьма зажиточным человеком, способным оплатить какую угодно прихоть. Досталось ему, конечно, по заслугам, но жертве от этого было не легче.

И сейчас она явственно опасалась совершенно иного общества, в котором хватало молодёжи с извращёнными понятиями о чести, добре и искренних отношениях. Столкнись она с такими, нервная система, и так ещё толком не подлеченная, может взорваться истерикой. Или наоборот, свергнуться в пропасть уныния и неизлечимой тоски. Но и это ещё не так пугало, ведь доброта и семейное тепло всё излечивают. Зато казалась самой страшной и опасной прочувствованная девушкой сила. Она ещё не умела себя хорошо и надолго защитить, но в экстренной ситуации могла вложить весь свой гнев в одно-единственное действие и даже убить человека. Хотя сама при этом упала бы в продолжительный обморок.

То есть взывать к тому, что она ведьма, наоборот, не стоило. Ну а пропагандировать терпение и всепрощенчество претило натуре самого Загралова. По здравом размышлении Эшель вообще не следовало отправлять в самое престижное учебное заведение Москвы, лучше было бы годик подождать и во всех отношениях её подготовить. А там и в росте она подтянется, на что особо указывал главный целитель.

Но терять год? В голове у Загралова это не укладывалось. И, глядя в глаза приёмной сестры, он высказал самые главные причины для немедленного начала учёбы:

– Понимаешь, малышка, ты у нас самая первая, самая умная и самая настойчивая. И для всех остальных именно такой и должна остаться. Именно ты подашь первый пример, именно ты останешься объектом для подражания, покажешь ту высоту, к которой станут стремиться все твои остальные сёстры. И ты должна доказать, в первую очередь самой себе, что ты достойна стать самой лучшей…

Сделал короткую паузу и продолжил: