Обладатель-тридесятник

– Дело-то совсем простое, – стал объяснять Иван. – Надо убедить нынешнего президента, чтобы он переименовал государство Россия в Славянскую Империю и встал во главе аки император. Причём сделать он это должен сам и после собственных размышлений. Затем своей властью объявляет новые законы, а всех подданных призывает к их неукоснительному исполнению. Мы же, как подвластные империи люди, только и делаем, что всеми силами способствуем вышестоящей над нами власти. При этом мы остаёмся с сигвигаторами, при деле, наводим должные порядки и помогаем торжеству справедливости. Народ доволен. Да здравствует всеобщее процветание. Оркестр. Туш. Аплодисменты.

С минуту Апостол с удивлением смотрел на своего молодого коллегу во все глаза. А дальше открыл рот и беззвучно затрясся всем телом. Потом судорожными шагами, на несгибающихся ногах доковылял до кресла и грохнулся в него как подбитый бомбардировщик. И только когда он, кое-как умостившись, откинулся спиной на спинку, стало понятно, что он хохочет. Минут пять не мог остановиться, своим покрасневшим лицом привлекая к себе внимание всех присутствующих.

Леон с Куртом, да и Лучезар с Дианой оглядывались на Апостола с непониманием и беспокойством, но, получив несколько взмахов руки в свою сторону, мол, не волнуйтесь за меня, вновь вернулись к своим исследованиям.

Загралов не мог унять разгоревшуюся в душе обиду:

«Что я такого смешного сказал? И ладно бы просто хихикнул, а то вообще загнуться от хохота может… в его-то годы и с его дряхлостью. Вон как в том мире его колючая сфера ходуном ходит! Чуть не раскалывается на части, того и гляди иголки выпадут… Ну-ну! Пусть поржёт!.. В одиночестве…»

Додумался Иван до следующего: по внутренней связи попросил войти в помещение Елену Сестри и, отойдя с ней в уголок, принялся интенсивно о чём-то перешёптываться, демонстрируя полное игнорирование недавнего собеседника.

Естественно, что Пётр сразу раскусил это простейшее действие и вроде признал своё неправильное поведение. Потому что, с трудом успокоившись и пару раз резко вдохнув и выдохнув, стал с ловкостью бегемота выбираться из кресла. Причём тоже это делал показательно, словно демонстрируя, насколько он стар, слаб и неповоротлив. Что характерно, его преемник не бросился на помощь к боссу, продолжая прижимать ладони к Кулону-регвигатору. Да и молодая супруга как бы не замечала потуг своего престарелого возлюбленного. Зная их истинное отношение к старику, можно было не сомневаться, что немощность с его стороны разыгрывается специально.

Кое-как встав, Апостол прошёл, покряхтывая, к Ивану и похлопыванием ладони по плечу прервал невероятно важный разговор:

– Ладно тебе на меня дуться, отправляй свою красотку, сейчас я тебе нечто очень интересное расскажу…

– Мне казалось, что вы невероятно заняты. Не помешаю тем, что послушаю?

– Хе-хе! Молодец, умеешь за себя постоять!..

– Увы, не всегда! – опечалился Загралов. – Когда над твоими словами хохочут – крыть нечем.

– Да не обращай внимания на мой старческий маразм! – Пётр вновь довольно сильно похлопал по плечу Ивана, словно старый и добрый приятель. – Тем более что я тебе сейчас признаюсь в причине моего смеха…

– Ну-ну!.. И совершенно честно признаетесь?

– Не сомневайся! Хм… Дело в том, что однажды, в своей молодости, точно такие же слова о создании Славянской Империи и про такие же преобразования высказывал… кто бы мог подумать? Я – лично! – сделал паузу, расставил руки в стороны и повторил: – Да, да! Ты не ослышался! И я тоже когда-то пытался устроить нечто подобное на одной шестой части суши нашей планеты. А чтобы ты не сомневался, я тебе сейчас расскажу, чем это всё закончилось… Конечно, не называя имён, дат и события по их характеристикам. Итак…

Глава 27. След

Тимофей Андреевич Лидкин никак не мог насладиться новыми ощущениями, умением двигаться, да и вообще всем сонмом навалившихся на него тайн. Восторг, эйфория, неуёмный энтузиазм – это были только некоторые характеристики его нынешнего состояния. После пяти лет прозябания в инвалидном кресле отставной майор ФСБ приобрёл вдруг второе, полноценное, да ещё и меняющееся тело, да плюс ко всему ещё и прежнее стали помаленьку чинить, пообещав поставить на ноги в скором будущем. За всё это в сумме можно было смело подписываться под контрактом, в котором до конца жизни отсутствовали выходные, отпуска, зарплата как таковая и даже сон. То есть получивший инвалидность и брошенный государством на произвол судьбы воин готов был работать на обладателя всегда, даром и даже без перерыва на сон.