Обладатель великой нелепости

Когда Гарик выполнил свою часть работы – приподнял голову Арнольда над землей, подставив под нее одно колено, и крепко обхватил ее руками с обеих сторон чуть повыше висков – Феликс взялся правой рукой за нижнюю челюсть толстяка. Стараясь делать это как можно аккуратнее, чтобы не причинить лишней боли, и в то же время четко зафиксировать большой и указательный пальцы, между которыми втиснулся мясистый подбородок Арнольда. Он словно удерживал хрупкую деталь некоего анатомического конструктора, которую нужно было вставить в соответствующий паз одним плавным, но точным и быстрым движением. Ладонью левой руки Феликс осторожно ощупывал место, где выскочила «дужка» челюсти, пытаясь определить, насколько сильно натянуты связки. К тому же, его очень беспокоила мысль, не выскочит ли челюсть с другой стороны.

– Скоро ты? – одними губами спросил Гарик, за лицом которого «раненый» не мог следить, как за лицом Феликса.

Феликс сжал чуть сильнее нижнюю челюсть толстяка, стараясь не обращать внимания на его предостерегающие возгласы. Руки уже начинали предательски трястись от волнения, со лба стекал обильный пот… и неожиданно Феликс понял, что действительно сможет!

Он СМОЖЕТ.

Он еще не знал, как именно, но обрел вдруг абсолютную уверенность, что об этом знают его руки.

– Может… лучше «скорую»? – подал голос Гарик, но он даже не посмотрел в его сторону.

Феликс отпустил руки, дав им полную свободу.

Секунда…

…клад! клац! – раздался двойной щелчок… означавший, что челюсть встала на место!

Даже спустя много лет Лозинский, будучи уже опытных хирургом, так и не смог понять, как ему – четырнадцатилетнему мальчишке – удалось сделать это без специальной подготовки и знаний. Сотни раз прокручивая в памяти эти несколько минут – без сомнений, самых напряженных и страшных в его жизни – он так и не смог отыскать ответ, почему он тогда вдруг почувствовал себя настолько уверенным, и как он вообще мог на это решиться!

После двойного (казалось, невероятно звонкого) щелчка Феликс выпустил челюсть Арнольда и невольно отпрянул назад, ожидая криков боли своего первого в жизни пациента, – он уже почти их услышал… когда глаза толстяка испуганно округлились (клац! клац!), а его рот захлопнулся, словно где-то там у него вылетела какая-то пружинка.

Однако он всего лишь несколько раз мигнул… и вдруг улыбнулся одними губами.

– Щерт! – радостно произнес он, не разжимая зубов. – Щерт! Мне шавшем не было больно… Щерт!

Феликс и Гарик облегченно переглянулись.

– Ну ты даешь, Феля! – воскликнул Гарик, с восторгом глядя на товарища. – Это же класс! Ты просто… гений!

Феликс вытер тыльной стороной рукава рубашки пот со лба и тяжело рассмеялся.

Через секунду к нему присоединился Гарик.

А еще через мгновение довольно замычал толстый, как бочонок, Арнольд, держась обеими руками за свою драгоценную нижнюю челюсть, словно теперь боялся ее потерять. Из глаз его все еще катились слезы.

В течение трех недель Арнольд носил специальный бандаж, охватывающий нижнюю половину лица и крепившийся на голове, делая его похожим на хоккейного вратаря поросячьей сборной; с ним же сдавал годовые экзамены. В тот год он получал чуть завышенные оценки. А потом целое лето всем рассказывал о случившемся. Правда, по просьбе Феликса он не упоминал всех подробностей. Пока врачи разрешали Арнольду употреблять только бульоны, молоко и компот, он похудел на восемь килограммов, став похожим уже не на толстяка, а просто на упитанного мальчика. Однако к сентябрю успел наверстать потерю веса с лихвой, уже окончательно превратившись в огромного жирного борова. Он даже выглядел года на четыре старше всех своих одногодок.

Спустя многие годы Феликс Лозинский узнал, что Арнольд умер в возрасте тридцати двух лет от ожирения сердца.

После окончания средней школы Лозинский его так ни разу и не видел, однако веселый добрый толстяк сыграл важную роль в его жизни, в тот далекий майский день 1967 года, в те полчаса, проведенные на заднем дворе школы…

До того случая мальчик Феликс мечтал стать военным.

Конечно, еще раньше ему очень нравилось смотреть фильмы, в которых главными героями были врачи. Любил чистить картошку, выбирая специально ту, что имела побольше глазков, и представлять, как он – хирург медсанбата времен Второй мировой войны – удаляет из какого-нибудь поврежденного органа раненого солдата – желудка или печени – осколки вражеской гранаты; или вырезает раковую опухоль, когда попадалось черное пятно, уходящее вглубь картофелины. Но он никогда не находил этому дальнейшего развития в своих фантазиях.

После памятного случая с Арнольдом решение стать не просто военным, а военным врачом, хирургом – пришло как-то легко и естественно. Если бы его спросили через год: сколько лет он думает о своей будущей профессии, то он, не задумываясь, ответил бы – всю жизнь.

Он уже видел себя в продуваемой насквозь брезентовой палатке далекой санитарной части под бомбежкой или артиллерийским огнем. Как полевые хирурги Второй мировой…