Облака из кетчупа

Я вскинула голову, но, мистер Харрис, это был не тот парень. Это был Макс Морган. Тот самый Макс Морган! Ухмыляющийся. С бутылкой в руке. В залитой виски шикарной рубашке, с блестящим от пота лбом, но с карими – очень карими – глазами, с подстриженными и уложенными темными волосами. А от его кривоватой ухмылки меня бросило в жар.

– Привет, – снова сказал Макс. – Ханна?

– Зои, – поправила я. Только, конечно, не так. Я назвала свое настоящее имя, которое вам назвать не могу.

– Зои, – повторил Макс. – Зои-Зои-Зои. – Он рыгнул и вдруг наставил на меня палец: – Ты в моей группе по французскому!

– Нет.

Макс всплеснул руками и чуть не навернулся.

– Виноват. Виноват-виноват. Просто мне знакомо твое лицо.

– Еще бы. Мы с тобой вот уже три года в одну школу бегаем.

Моя ирония до Макса не дошла.

– Это мне жарко или здесь вообще душно? – он, спотыкаясь, добрел до двери, попытался ее открыть. – Она сломалась. Ханна, она сломалась.

Я сползла с кресла, повернула ключ и открыла дверь.

– Во-первых, Зои, а во-вторых, она работает.

Макс икнул.

– Мой герой! То есть героин… ня. Догоняешь? Наркотик! – покатываясь со смеху над собственной шуткой, он изобразил укол воображаемым шприцем. – Выпьешь? – и протянул бутылку, но стоило мне потянуться к ней, как Макс дернул бутылку к себе и шагнул за дверь. – Идешь?

Ночь была теплая, только и сидеть в саду. Легкий ветерок шевелил волосы. Макс взял меня за руку. У меня перехватило дыхание. Интересно, что бы сказала Лорен, если б увидела, как палец Макса Моргана поглаживает мне руку. Я уже представляла, как расскажу ей, что было. И тогда Макс подвел меня к каменному фонтану в глубине сада, а там плавала ночная бабочка. Макс легонько тронул ее кончиком пальца и опустился на траву. Отхлебнув виски, он взглянул на меня, а я взглянула на него, и мы оба поняли, что сейчас нечто невероятное…

Макс рыгнул.

– Ты так и собираешься стоять?

Я села, он протянул мне бутылку. От одного лишнего глотка хуже не будет. Так я себе сказала. И так я себе твердила всякий раз, как Макс протягивал бутылку с поблескивающим в лунном свете влажным горлышком. Он положил руку мне на ногу, и я его не остановила, даже когда рука переползла на бедро, не остановила. Потом я ни с того ни с сего заговорила о дедушке, как он болен и в какой он был хорошей форме, когда был молодым.

– Я в отличной форме, – сообщил Макс и икнул.

– Они были потрясающей парой, дедушка и бабушка, – добавила я. И, помню, очень старалась, чтобы язык не заплетался.

– Мои предки тоже. Раньше. Сейчас нет. Сейчас даже не разговаривают.

– А как они танцевали! – Я показала руками как.

– Я классно танцую, – Макс закивал изо всей силы, вверх-вниз, вверх-вниз. – Просто классно.

– Да, что и говорить, – торжественно подтвердила я. – А дедушка с бабушкой когда-то были молодыми. Молодыми. Чудно, правда?

Макс снова икнул, попытался сфокусировать взгляд на моем лице.

– А мы молодые. Прям сейчас молодые.

– Верно, – согласилась я. – Совершенно верно.

Никто еще никогда не вел таких мудрых бесед. Я расплылась в улыбке от собственной мудрости и, может, еще от виски. Макс наклонился ко мне, ткнулся носом в щеку.

– Ты хорошая, Зои, – сказал он, и за то, что он правильно выговорил мое имя, я поцеловала его в губы.

Сейчас, мистер Харрис, вы, вероятно, ерзаете на своей койке в замешательстве от того, что произойдет дальше, и, голову даю на отсечение, койка скрипит, потому что удобства преступников не входят в список задач первостепенной важности тюремного руководства при наличии заключенных, пытающихся сбежать. Разумеется, это не про вас. Вы, полагаю, просто сидите в своей камере и спокойно принимаете свою судьбу, потому что считаете, что заслужили смерть. Если честно, вы мне напоминаете Иисуса. Вы страдаете за грехи, и он страдал за грехи, только у него они тяжелее. Я хочу сказать, только представьте, сколько весят все грехи всех людей.

Если бы можно было по-настоящему взвешивать грехи – как муку на весах, уж не знаю, какое преступление перевесило бы все остальные, но не ваше, как мне кажется. Наверняка немало мужчин поступили бы точно так же, услышь они то, что рассказала вам ваша жена. Подумайте об этом, когда чувство вины прихватит особенно сильно. Пару месяцев назад я составила список людей, ответственных за геноцид, и теперь ночью, когда не спится, я считаю не овец, а диктаторов. Они у меня прыгают через забор – Гитлер, Сталин, Саддам Хусейн. Прямо в своих мундирах, и черные усы развеваются на ветру. Может, и вам стоит попробовать.