Наверху вдоль балюстрады на стенах висели картины, окно в самом конце коридора было наглухо занавешено. Я поднялась по ступеням вслед за Мэгги. За одной из дверей горел свет, и в этот момент я вспомнила то, что говорил мне Арчи, — «этот дом повидал так много призраков, как ни один другой в Англии». Хрупкая миссис Уэйл покачивалась из стороны в сторону, неся наш тяжелый чемодан. И мне стало неловко из-за того, что я доставила ей столько забот.
— Наверное, это очень старый дом? — спросила я.
— Очень старый, дорогая, — отозвалась Мэгги, остановившись у окна. Она отдернула плотную занавеску. — Его построил первый из рода Пай, Освальд, в тысяча пятьсот девяносто восьмом году. Он был незаурядным человеком, поднялся с самых низов, ему даже приходилось работать пастухом. Но перед смертью ему уже принадлежали все здешние рудники.
Она осторожно опустила красную портьеру, а затем подошла к одной из картин и провела пальцем по раме, покрытой заметным слоем пыли.
— А что это были за рудники? — полюбопытствовала я.
— Оловянные, дорогая… — Я была немного разочарована ее ответом, надеясь услышать какую-нибудь необычную историю о добыче золота или драгоценных камней. — Вот он, основатель нашей династии, — добавила она, указав на портрет на стене.
Я остановилась перед картиной, на которой был изображен маленький человечек с настороженными темными глазками и кожей, изрытой оспинами, в пышных накрахмаленных брыжах.
— А не он ли и есть тот самый наглец, что периодически невидимкой заглядывал в чужие спальни? — спросил Арчи.
Мэгги вздохнула и, прищурившись, строго посмотрела на него сквозь очки.
— Я не советовала бы тебе шутить такими вещами, милый мой, и на твоем месте сказала бы так: «Прости меня, мистер Освальд, да не будут меня ночью мучить кошмары, и да не услышу я над ухом леденящий кровь шепот».
— О чем идет речь? — спросил Руперт, поднявшись к нам и тоже остановившись перед портретом.
— Обычно Джонно повторял эту короткую молитву, перед тем как отправиться спать, а я всегда вспоминаю ее, когда мне нужно успокоить нервы.
Арчи пожал плечами, а я, продолжая разглядывать портрет, подумала об этом загадочном Джонно, всерьез, должно быть, относившемся к историям о похождениях призрака — основателя этого поместья. Сделав еще несколько шагов по галерее, я увидела другой портрет — старый беззубый плут, что-то царапавший пером на листе бумаги. Глаза у него от усердия собрались в кучку у переносицы.
— А это кто?
— Сэр Галахад Пай, первый сын Освальда.
— Вот кто, оказывается, первым воспользовался плодами достижений своего выдающегося предка, — заметил Арчи, — выглядит не менее зловеще, но все равно — страха он мне не внушает.
— Тс-сс… — Мэгги возвела глаза к потолку и приложила палец к губам, — старик Гэлли все слышит. Он пользовался всеобщим уважением, участвовал в нескольких войнах и всегда храбро сражался.
— В каких войнах? — уточнила я.
— Прежде всего в войне против Карла Первого — на стороне Оливера Кромвеля, и он был чуть ли не лично знаком с ним.
— И что с ним было потом, с сэром Галахадом, я имею в виду?
— Ему отрубили голову по приговору республиканцев, а тело бросили в реку. И как они могли так поступить с ним! — Мэгги покачала головой.
— А это что? — спросила Корделия, указывая на странный предмет, закрытый стеклянной рамой со специальным висячим замком. Я присмотрелась и заметила, что этот предмет покрыт ржавчиной.
— Это рука старого Гэлли. Он потерял ее, сражаясь за принца Руперта в битве при Марстон Мур. Ему отрубили ее по локоть. Но он заказал себе протез. И рассказывали, что, даже играя в кости, он ловко с ним управлялся. Вот почему наш фамильный девиз: «Держи крепко!»
Я повнимательнее рассмотрела длинные железные пальцы протеза.
— Почему вы храните ее здесь? — полюбопытствовала я. — Она выглядит устрашающе и даже неприятно.
— Гостям нравится, — отозвалась Мэгги, сняв фартук и протерев им пыль на стекле. — Сюда даже водили экскурсии летом. Мы заработали неплохие деньги, вход стоил пятьдесят пенсов, но желающих побродить по этому дому оказалось очень много.
— А почему рука закована в цепи?
— История гласит, что после казни сэра Гэлли его слуга хотел предать земле останки хозяина, как того требует христианское милосердие. Но в кустах ежевики на берегу реки ему удалось отыскать только протез, и потому колючая ветка кустарника, сжатая в кулаке, стала гербом рода Пай. Слуга принес руку в поместье и положил ее в часовне, дабы все окрестные жители могли прийти и проститься с останками сэра Гэлли, который пользовался немалым уважением в округе. Конечно же руку очистили от ржавчины, но на следующее утро обнаружили, что она снова потемнела. И так повторялось несколько раз. Тогда все уверовали в то, что дух сэра Гэлли дает знать о себе, не находя успокоения, пока тело его лежит непогребенным на дне реки. Вот что мы обычно рассказывали нашим гостям, которых интересовали подробности этой драматической легенды.